Райко и другие: «легенды об искусстве стрельбы из лука»

До того как меч стал считаться «душой самурая», основным оружием воина были лук и стрелы. Ниже приведены несколько историй о виртуозном владении этим оружием воинами древнос­ти, в том числе и об одном человеке, который добровольно стал мишенью.
Первый эпизод, взятый из «Кондзяку моиогатари сю» (т. 25, разд. 6), повествует о Минамото-но Рапко, который ко времени описываемых событии был уже в годах. Его отца, упоминаемого здесь под именем Тада-но Мандзю, звали Мнпамото-но Мицунака (912—997).
Рассказ о его чудесном обращении в буддизм приво­дило! выше. Император Сандзс (976—1017) правил с 1011 по 1016 гг.

Когда император Самдзё был еще наследным принцем и жил в Хигасм Сандэё, случилось следующее. Как-то он про­гуливался вдоль южной стороны Синдэн. Неподалеку стояли двое знатных воинов. Тут он заметил лисицу, забравшуюся под западный свес крыши Зала Будды, что к юго-востоку.
В то время главным военным помощником наследного принца был Мннамото-но Райко. сын Тада-но Мандэю, Райко считался настолько великолепным воином, что императорский двор взял его на военную службу, и весь мир страшился ето. Этот человек был одним из двух воинов, находившихся рядом. Наследный принц дал ему лук и стрелу хикпма и сказал: «Подстрелите-ка ту лису, лежащую под свесом крыши к юго-востоку».
«Ваше высочество, поюсь, что должен отказать вам, — ответил Райко. Будь на моем месте кто-нибудь другой, не случилось бы ничего страшного, не попади он в цель. Но для меня промахнуться будет позором. К тому же, ваше высоче­ство, я не смогу попасть в цель. Когда я был моложе, я стрелял в оленя даже тогда, когда он бежал вдалеке и я не мог отчетливо его видеть. Но вот уже многие годы я не делал ничего подобного. Ныне, даже во время спортивных состяза­ний, я не могу сказать, куда упадет моя стрела».
Райко надеялся, что если он не будет стрелять сразу, лисица ускользнет, пока он говорит. К несчастью, лиса не только не убежала, но и, казалось, заснула, повернувшись к западу.
Наследный же принц стал горячо убеждать Райко вы­стрелить. В конце концов Райко не в силах был больше отказываться, взял лук и положил на него стрелу хнкимэ.
«Я мог бы подстрелить ее, если бы лук был достаточно тугим, ваше высочество, — сказал он. — К тому же стрела хпкимэ слишком тяжела, чтобы пролететь такое большое расстояние. Если же стрела не долетит до цели, то это будет для меня еще большим позором, чем не попасть в лисицу. Я не думаю, что смогу попасть».
Тем не менее, он подобрал веревкой платье и закатал рукава. Затем чуть опустил конец стрелы, натянул тетиву на­столько, насколько позволял лук, и выстрелил. Он даже не видел, куда полетела стрела. Но через мгновение она пронзила лисице грудь. Лисица судорожно дернула головой и упала в пруд.
С таким слабым луком и тяжелой стрелой даже самый сильный лучник не смог бы дострелить до цели, подумал наследный принц и вес, кто был рядом. Но Райко попал в лисицу. Это чудо из чудес!
Лисица утонула в пруду, поэтому послали слугу найти и вытащить ее. Потом наследный принц подарил Райко лучшего коня из императорских конюшен, чтобы выразить свое восхищение. Взяв во дворе под уздцы коня, Райко обернулся к принцу, сидевшему в глубине зала, и произнес: «Это не моя заслуга, ваше высочество. Божество, хранящее меня, помогло мне по­пасть в цель, дабы я не опозорил своих предков».
Затем он сказал то же самое своим братьям и родствен­никам: «Нет, это была не моя стрела. Вы должны понять это».
Когда слова Райко стали известны, люди восхищались им еще больше

***

В мире немало историй о том, как человек намеренно ста­новится мишенью и избегает смерти. Следующий эпизод, взятый на «Кокон темой дзюл (разд. 347), повествует об одном из «четве­рых стражей» - Минамото-но Райко.
 
Суэтакэ, воин Райко, отличался среди прочих самураев исключительной храбростью. Он был великолепным лучни­ком и мог отстрелить иголку от вдетой в нее нитки.
Однажды какой-то человек сказал Суэтакэ: «Быть может, Вы и способны отстрелить иголку от нитки, но держу пари, что Вы не попадете в меня, если я встану прямо перед вами на расстоянии десяти ярдов».
Что за чушь он несет, подумал Суэтакэ и, поддавшись искушению разоблачить этого наглеца, сказал: «Если я не попаду в вас, я дам вам все, что вы пожелаете. А если я не промахнусь, что вы дадите мне?»
«Мою жизнь, господин», — ответил человек. Этого, не­сомненно, было достаточно.
Суэтакэ согласился, и человек встал перед ним на рассто­янии десяти ярдов. Суэтакэ знал точно, что попадет. Это значило потерять одного из своих подчиненных. Но раз уж так нее повернулось, решил Суэтакэ, хватит думать об этом. Он тщательно прицелился, выстрелил и... промахнулся. Стрела прошла в пяти дюймах от тела. Суатакэ, проигравшему пари, ничего не оставалось, как дать человеку все, что он попросит. А тот нисколько не стеснялся просить.
Потом человек сказал: «Не хотите ли попробовать еще раз, господин?»
Подобная твердость вновь удивила Суэтакэ, и он согла­сился. Почему я не попал в первый раз — загадка, подумал Суэтакэ, но сейчас и уж точно не промахнусь. Он чуть задер­жал натянутую тетину и, целясь и сердце, выстрелил. И опять промахнулся. Стрела опять прошла в пяти дюймах от тела.
«Господин, разрешите мне объяснить, почему вы промахну­лись, — сказал человек. — Вы великолепный лучник, но, если мне позволено будет сказать, вы недостаточно хорошо думаете. Тело у человека большое, но оно не шире ног. Вы стреляете, целясь в центр. Предположим, что я, мишень, прыгну в сторону, как только услышу звук отпускаемой тетивы. Я могу отпрыгнуть от стрелы, по крайней мере, на пять дюймов. Вот как все происходит. Стре­ляя в следующий раз, господин, помните об этом».
Объяснение оказалось настолько совершенным, что Суэтакэ нечего было сказать.

***

В следующей истории из «Кондзяку моногатари сю» (т. 25, разд. 12) речь идет о родственнике Райко: его племяннике Ериёси (988 — 1075). Как мы увидим, он станет губернатором Муцу и командующим в так называемой Первой Девятилетней войне.
Этот рассказ описывает не только поистине божественное искусство стрельбы из лука, но и беспредельное великодушие отца по отношению к сыну.
 
Когда Минамото-но Еринобу, губернатор Кавати и вели­кий воин, услышал о том, что на востоке у кого-то есть пре­красный конь, он отправил посланника, вежливо прося подарить ему этого коня. Владелец, не в силах отказать в просьбе, ото­слал коня в Киото. В пути его увидел конокрад и решил, во что бы то ни стало, завладеть им. Поэтому он тайком после­довал за ним. Но воины неусыпно охраняли коня, и у вора не было ни единой возможности украсть его до того, как они прибыли в Киото. Когда коня доставили в столицу, его поначалу поместили в конюшни Еринобу.
Тут кто-то сообщил Ёрисси, сыну Еринобу: «Сегодня ут­ром вашему отцу привезли с востока прекрасного коня». Ус­лышав об этом, Ёриеси подумал: «Несомненно, что какой-нибудь недостойный человек попросит его у моего отца и рано или поздно получит. Пока этого не случилось, пойду-ка я взгляну на него, и если это действительно хороший конь, попрошу отца подарить его мне».
Несмотря на то, что уже был вечер и дождь лил как из ведра, Ериёси, снедаемый нетерпением увидеть коня, отправился: к отцу.
«Почему ты так долго не навещал меня?» — спросил отец. Он сразу понял, что сын узнал о появлении прекрасного коня и пришел просить дать его ему. Поэтому еще до того, как, Ериёси открыл рот, Еринобу сказал: «Я слышал, что с востока привезли коня, но я его еще не видел. Хозяин говорил, что это прекрасный конь. Сейчас уже темно. Взгляни на него завтра утром, и, если он понравится тебе, он твой
Ериёси был очень, доволен, что ему сказали об этом еще до того, как он изложил свою просьбу. «В таком случае, — произнес он, — могу ли я остаться на ночь, господин, чтобы, взглянуть на коня утром?»
Вечер отец и сын провели беседуя друг с другом. Когданаступила ночь и отец отправился отдыхать в свою спальню, Ериеси последовал за ним и расположился и соседней комнате.
Дождь, тем временем, не прекращался. В полночь вор, воспользовавшись шумом дождя, пробрался в конюшни и увел лошадь. Вскоре со стороны конюшен раздался крик: «Украли коня, доставленного накануне для нашего господи­на!»
Еринобу услышал крик, хотя и не отчетливо. Даже не спросив у спящего Ериеси, слышал ли он что-нибудь, отец заку­тался в свое платье и поднялся. Перекинув за спину колчан, он побежал в конюшни. Затем он сам вывел коня, бросил на него первое попавшееся под руку дешевое седло и один бросился в погоню по направлению к заставе Осака. Тот, кто сделал это, думал он, несомненно с востока. Он увидел, какой это прекрас­ный конь, и последовал за ним, ища возможности украсть его. Но это ему не удалось до прибытия в Киото. Сейчас же он воспользовался шумом дождя и скрылся.
Ериеси тоже слышал крик. Он подумал то же самое, что и отец, и точно так же ничего не сказал ему. Он спал в одежде, поэтому просто вскочил, надел за спину колчан, вывел из ко­нюшни лошадь, оседлал ее и помчался к заставе Осака.
«Мой сын, несомненно, отправился в погоню», — думал отец.
«Мой отец преследует вора впереди меня», — подумал сын и пришпорил лошадь. Когда он переехал через реку, дождь кончился, и небо просветлело. Он помчался еще быстрее, пока не добрался до заставы Осака.
Вор, скача на украденном коне, полагал, что ему удалось ускользнуть. Приблизившись к заставе Осака, он замедлил ход и начал пересекать большой водоем, образовавшийся от дождя. Услышан плеск воды, Еринобу, хотя было еще темно и он не знал, где находится его сын, закричал, как если бы они обо всем договорились заранее: «Стреляй, он там!»
Только он это сказал, как услышал свист рассекающей воздух стрелы. Стрела попала во что-то. Затем раздалось позвякивание пустых стремян: испуганный копь пустился вскачь без седока. Еринобу сказал: «Ты убил вора! Езжай вперед и поймай коня!». После чего он повернул лошадь и отправился домой, не дожидаясь сына.
Ериеси помчался за конем и поймал его. К тому времени воины Еринобу_ тоже отправились вслед за хозяином, и, возвра­щаясь назад, Ериёси несколько раз встречал их по несколько человек. Когда он достиг Киото, с ним было от двадцати до тридцати человек.
Еринобу вошел в свой дом и, даже не думая о том, чтобы рассказать кому-нибудь, как было дело, прошел и свои покои и лег спать. Ериёси, после того как передал коня слугам, тоже отправился спать.
На следующее утро Еринобу позвал Ериёси. Но вместо того чтобы как-то проявить свое восхищение великолепной стрельбой сына из лука и поимкой коня, отец просто приказал привести коня. Когда коня привели, Ериёси взглянул на него, увидел, что он действительно великолепен, и сказал: «Я при­нимаю наш подарок, господин». И взял коня себе.
Коня доставили с отличным седлом, чего не было обещано накануне. Ериёси решил, что это награда за попадание в цель

***

«Муцу гаки» («История Муцу»), описывающая события Первой Девятилетней войны, в которой Ериёси командовал вой­сками правительства, так говорит о его искусстве:
«Ериёси всегда попадал в любого зверя, бегущего по полю, будь то олень, лисица или заяц. Он носил слабый лук, но пущен­ная им стрела неизменно входила в цель по самое оперение. Даже взбешенный дикий зверь падал перед силой его тетивы. Он превзошел всех остальных во владении луком».
Последние две истории также связаны с Райко, хотя на этот раз косвенным образом. Оба эпизода взяты из «Кокон тёмон дзю» (разд. 348 и 349). Муцуру, главное действующее лицо одного и сторонний наблюдатель в другом, был братом Ватанабэ-но Цуна. одного из «четырех стражей» Райко. Более о нем почти ничего не известно. Итиин — это император Тоба (1103—1156). Его запрет на убийство рыб и птиц, возможно, был связан с тем, что к тому времени он постригся в монахи.
 
Когда Итиин находился в своей резиденции во дворце Тоба, он увидел, что каждый день прилетает чайка и ловит в пруду рыбу. Он решил подстрелить ее и спросил, есть ли среди воинов стражи кто-нибудь подходящий для этого. Выбор пал на Муцуру, его вызвали и дали ему императорс­кий приказ:
«Чайка прилетает к пруду и ловит много рыбы. Подстре­лите ее. Но убить ее было бы жестоко. Его величество желает, чтобы не погибли ни птица, ни рыба. Придумайте, как это сделать».
Муцуру не мог отказаться. Он ушел и вскоре вернулся с луком и стрелой с двойным наконечником. Стоя на берегу пруда, он ждал, когда прилетит чайка. Вскоре она появилась. Птица схватила карпа и начала подниматься, когда Муцуру, натянув до отказа лук, выстрелил в нее. Стрела попала в цель, но чайка улетела. Карп упал в пруд и всплыл белым брюхом кверху. Муцуру достал карпа и представил его императору для проверки. Оказалось, что стрела попала в лапы чайки, в кото­рых она держала рыбу. Ее лапы были повреждены, но сама она не погибла. Рыба также не погибла, хотя птица и схватила ее когтями. В соответствии с приказанием ни птица, ни рыба не были убиты. Муцуру выполнил его.
Император решил, что это необычный подвиг, и вознаг­радил Муцуру.
Этот же самый Муцуру, офицер Левого крыла стражи Внешнего дворца, решил как-то сделать оперение для боевых стрел из перьев ибиса. Ему не удалось раздобыть достаточно перьев, и он попросил их у своих подчиненных.
Когда Дзёроку Даю, великолепный стрелок, услышал об этом, он приказал своим слугам пойти поискать ибисов. Вско­ре ему доложили, что несколько птиц замечено среди рисовых полей к северу от реки. Он вышел с луком и стрелами, и тут ибисы поднялись в воздух и полетели на юг. Дзёроку приго­товил лук и стрелу, но не стрелял ни вправо, ни влево. Вместо этого он спросил Муцуру, какую бы птицу он особенно хотел получить. Муцуру ответил, что хотел бы последнюю из ста, но Дзёроку по-прежнему не проявлял никакой спешки. Наконец, когда птицы улетели на большое расстояние и вроде бы на­ходились над южным берегом реки, он натянул до предела тетину и выстрелил. Стрела попала в птицу.
Глубоко восхищенный и в то же время озадаченный, Муцуру спросил Дзёроку: «Почему вы не стреляли, когда птица была близко? Почему выстрелили только, когда она улетела далеко?»
«Я рад, что вы спросили, — сказал Дзёроку. — Если бы я убил птицу, когда она была близко, она упала бы в реку, ее перья намокли бы и испортились. Я выстрелил в нее, когда она достигла берега, чтобы не повредить ее перья».
Без сомнения, он был великолепным лучником, который мог стрелять, как пожелает.

Из книги Хироаки Сато «Самураи: История и легенды»