Библиотека портала. Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2

Категория: Общее в подготовке Опубликовано 11 Сентябрь 2016
Просмотров: 3200

Библиотека портала. Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2Библиотека портала.
Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2



Часть II Симптомы травмы
10. Ядро травматической реакции


Возбуждение — то, что поднялось, должно опуститься
Когда мы чувствуем опасность или угрозу, мы приходим в возбужденное состояние. Возбуждение — это активность, которая пробуждает в нас энергию для реакций выживания. Представьте себе, что вы стоите на краю крутого обрыва. Глядя вниз, рассмотрите острые камни, которые лежат на самом дне. А теперь обратите внимание, какие ощущения вы испытываете в своем теле. Большинство людей в подобной ситуации почувствуют определенное возбуждение. Многие из нас испытают прилив энергии, который может ощущаться как прилив жара или усиливающееся сердцебиение. Возможно, вы заметите сжатие в горле или в анальном сфинктере. Другие могут почувствовать оживление, предвкушая близкую опасность и радуясь предстоящему испытанию.
Большинству людей нравится это чувство «подъема», которое они испытывают в состоянии сильного возбуждения. Многие из нас находят «около-смертные» переживания, прыгая с высоты, привязавшись к эластичному тросу, совершая затяжные прыжки с парашютом или летая на параплане — ради чувства эйфории, приходящего на пике состояния возбуждения. Я работал и разговаривал с огромным числом ветеранов войны, горюющих о том, что с тех пор, как они побывали в «сердце сражений», они уже не могут ощущать полноту жизни. Люди тоскуют по трудным испытаниям, предоставляемым жизнью, и для того, чтобы встретиться с этими испытаниями и преодолеть их, мы нуждаемся в возбуждении, которое придает нам энергию. Чувство глубокого удовлетворения — вот один из плодов завершенного цикла возбуждения. Вот как выглядит этот цикл: нам предстоит испытание или угрожает опасность, и затем мы ощущаем возбуждение; оно достигает своего пика, когда мы мобилизуемся, чтобы принять этот вызов или противостать угрозе; после этого возбуждение быстро снижается, а мы расслабляемся и чувствуем удовлетворение.
Травмированные люди в глубине души не доверяют этому циклу возбуждения, и, как правило, у них есть для этого достаточные основания. Дело в том, что для жертвы травмы состояние возбуждения неразрывно связано с парализующим переживанием иммобилизации, вызванным чувством страха. Из-за этого страха травмированный человек будет стараться предотвратить завершение цикла возбуждения или вовсе избежать его, оставаясь в плену у своего страха. Выход для жертвы травмы состоит в том, чтобы заново понять простой закон природы: то, что поднялось, должно опуститься. Когда мы научимся доверяться циклу возбуждения и сможем последовать за его течением, тогда и начнется исцеление травмы.
Ниже приведены некоторые из наиболее распространенных признаков возбуждения:
— Физические: учащенное сердцебиение, затрудненное дыхание (частое, поверхностное, тяжелое), холодный пот, напряжение в мышцах.
— Психические: бег мыслей, наплыв мыслей, беспокойство.
Если мы позволим себе признать существование этих мыслей и ощущений, используя телесно ощущаемое чувствование, и дадим им протекать естественным образом, то они достигнут своей наивысшей точки, а затем начнут убывать и постепенно исчезнут. В ходе этого процессе мы можем ощущать тряску, дрожь, вибрацию, волны тепла, углубление дыхания, замедление сердцебиения, теплый пот, расслабление в мышцах и общее чувство облегчения, благополучия и комфорта.

Травма есть травма, что бы ее ни вызвало
Травма возникает тогда, когда некоторое событие вызывает в организме реакцию, которая не может разрешиться. Разрешение достигается посредством работы с этой не разрешившейся реакцией с помощью процесса чувствования ощущения. Повторное проживание этого события может показаться полезным, но зачастую оно не приносит положительных результатов. Травматические симптомы часто имитируют или воссоздают в памяти событие, которое их вызвало, однако, для исцеления необходима способность вступать в контакт с процессом травматической реакции.
Следующее упражнение поможет вам понять, почему ответная реакция организма на угрожающее событие важнее самого события, которое вызвало эту реакцию. Это упражнение направлено не на саму травму, а на физиологическую реакцию, которая создает вероятность возникновения травмы. Это упражнение также поможет вам яснее понять и почувствовать, что такое травма (у всех людей она проявляется сходным образом), и научит вас распознавать ее.

Упражнение
Если вы почувствуете себя ошеломленным или глубоко взволнованным на любой стадии данного упражнения, то, пожалуйста, остановитесь. Некоторых людей это упражнение может активировать слишком сильно. Если это так, то я предлагаю вам обратиться за помощью к квалифицированному специалисту.
Для этого упражнения вам понадобятся карандаш, бумага, а также часы с секундной стрелкой или электронным циферблатом. (Если у вас нет таких часов, то вы можете выполнять упражнение и без них). Возьмите в руки карандаш, поставьте часы так, чтобы вы могли их видеть, примите удобную позу и вступите в контакт со своим процессом чувствования ощущения. Направьте внимание на свои руки и ноги, почувствуйте, что ощущает ваше тело, поддерживаемое тем, на чем вы сидите. Теперь добавьте к этому осознавание любых других ощущений, испытываемых вами в данный момент — ощущение кожей надетой на вас одежды, веса книги, лежащей у вас на коленях и т. п. Это осознавание необходимо вам для выполнения упражнения.
Когда вы получите представление о том, какие ощущения чувствует ваше тело, продолжайте, если ощущаете себя достаточно комфортно. Шаг за шагом продвигайтесь вперед по ходу упражнения. Для достижения наилучшего результата выполните все упражнение за один сеанс. Прочтите его до конца прежде, чем приступить к нему. Читая и выполняя его, соприкасайтесь со своими чувствами и мыслями посредством телесно ощущаемого чувствования.

Часть первая. Сядьте комфортно и представьте, что вы находитесь в самолете, который летит через всю страну на высоте в десять тысяч метров. Была некоторая турбулентность, но небольшая, в пределах обычного. Продолжайте процесс вашего осознавания, сделайте его максимально полным и настройтесь на чувствование телесных ощущений. Представьте себе, что вы вдруг слышите оглушительный взрыв — Б А — БАХ! — а после него — ничего, полная тишина. Двигатели самолета остановились. Как реагирует ваше тело?

Обратите внимание на то, как эта реакция повлияла на ваше дыхание —
На ваше сердцебиение —
На температуру различных частей вашего тела —
На вибрацию и непроизвольные подергивания, а также на интенсивность ваших движений —
На вашу позу —
На ваши глаза —
На вашу шею —
На ваше зрение и слух —
На ваши мышцы —
На вашу брюшную полость —
На ваши ноги —
Кратко опишите, как проявились ваши реакции в каждой из частей тела.
Помечайте текущее время в минутах и секундах.
Сделайте глубокий вдох и расслабьтесь. Пусть ваше тело возвратится на тот уровень комфорта, который вы испытывали до того, как начали выполнять это упражнение. Сосредоточьтесь на телесно ощущаемом чувствовании этого комфорта, и когда вы почувствуете, что готовы перейти к следующей части упражнения, пометьте время, в минутах и секундах.

Часть вторая. Мысленно представьте себя сидящим на пороге дома своих друзей в ожидании, когда они вернутся домой. На улице тепло, и небо ясное. Вы никуда не торопитесь, поэтому вам удобно просто прислониться к стене и наслаждаться теплом, ожидая прихода друзей. Внезапно человек, который шел по улице, начинает бежать прямо на вас, крича и размахивая пистолетом. Как реагирует ваше тело?
Закончите это упражнение так же, как вы сделали это в первой части.

Часть третья. Представьте, что вы ведете свою машину по автостраде. Движение на дороге неплохое, но вы все еще в двадцати минутах езды от своего места назначения. Вы решаете, что сейчас хорошо бы послушать какую-нибудь музыку. Но только вы протягиваете руку к приемнику, как вдруг грузовой автомобиль накреняется и летит через центральную разделительную полосу прямо на вашу машину. Как реагирует ваше тело?
Закончите упражнение так же, как и в предыдущих частях.

Часть четвертая. Сравните свои ответы в трех первых частях упражнения. Насколько ваши реакции похожи друг на друга в каждом из трех сценариев?
Каковы их различия?
Насколько вам легко сейчас расслабиться?
Пометьте, сколько времени ушло у вас на то, чтобы расслабиться после каждого упражнения.

У большинства людей реакции на все три сценария будут похожими. Любое потенциально травмирующее событие, реальное или воображаемое, приводит к определенным физиологическим реакциям, которые будут различаться от человека к человеку, преимущественно по своей значимости. Эта реакция является общим явлением для всего животного царства. Если вы лично поймете, что вам становится трудно контролировать свое возбуждение, тогда откройте глаза и сосредоточьтесь на какой-нибудь (приятной) детали окружающей обстановки. Всякий раз, когда люди или животные испытывают нехватку ресурсов для того, чтобы успешно преодолеть травму, возбуждение и другие физиологические изменения, которые обозначают их реакцию на событие, будут по существу одинаковыми. Так как все переживают раннюю стадию травмы сходным образом, то вы можете научиться распознавать это переживание так же, как предыдущее упражнение научило вас распознавать первоначальную реакцию на опасность. Еще раз хочу сказать, что местом, в котором следует искать эти сходства, является телесно ощущаемое чувствование. Как же они регистрируются в вашем теле?

Ядро травматической реакции
Существует четыре компонента травмы, которые всегда будут в определенной степени присутствовать у любого травмированного человека:
1. гипервозбуждение.
2. сжатие.
3. диссоциация
4. оцепенение (иммобилизация), связанное с чувством беспомощности.

Вместе эти компоненты формируют ядро травматической реакции. Именно они первым делом появляются, когда происходит травматическое событие. Мы все испытывали их в своей жизни как нормальные реакции. Однако, если все они происходят вместе в течение длительного периода времени, то они являются практически явным признаком того, что мы пережили событие, которое оставило у нас неразрешенный травматический осадок.
Если мы научимся распознавать эти четыре компонента травматической реакции, то значительно продвинемся на пути распознавания травмы. Все остальные симптомы развиваются из этих четырех, если защитная энергия, мобилизованная для ответа на травматическое событие, не разрядится или не интегрируется в течение нескольких дней, недель или месяцев после этого события.

Гипервозбуждение
Во времена конфликта или стресса большинство людей испытывает симптомы, такие как учащенное сердцебиение и дыхание, волнение, проблемы со сном, напряженность, мышечную дрожь, бег мыслей или, возможно, приступ тревоги. И хотя эти признаки не всегда свидетельствуют о травматических симптомах, обычно они являются следствием одной из форм гипервозбуждения. Если гипервозбуждение, сжатие, диссоциация и чувство беспомощности формируют ядро травматической реакции, то гипервозбуждение является семенем в этом ядре.
Если вы поразмышляете над предыдущим упражнением, вы поймете, что оно способствовало возникновению, по крайней мере, гипервозбуждения среднего уровня. Каждый раз, когда появляется это усиленное внутреннее возбуждение, это главным образом свидетельствует о том, что тело направляет свои энергетические ресурсы на борьбу с потенциальной угрозой. Когда ситуация становится достаточно серьезной для того, чтобы поставить под угрозу выживание организма, количество мобилизуемой энергии намного превышает то, которое мобилизуется в любой другой ситуации в нашей жизни. К сожалению, даже когда мы знаем, что нам нужно разрядить энергию возбуждения, это не всегда легко сделать. Подобно многим инстинктивным процессам, гипервозбуждение нельзя произвольно контролировать. Следующее упражнение — простой способ подтвердить это эмпирически.

Упражнение
Когда вы переживали три сценария в прошлом упражнении, вы воображали или создавали реакции в своем теле, или ваше тело само производило их, как инстинктивную реакцию на сценарии, которые вырисовали в своем воображении? Другими словами, вы заставили их произойти, или они происходили сами по себе?
А теперь попробуйте намеренно заставить свое тело произвести подобную реакцию, не представляя себе угрожающего сценария. Используйте директивный подход и посмотрите, сможете ли вы заставить ваше тело продуцировать реакции, похожие на те, что вы пережили в тех трех сценариях —
В ваших глазах.
В вашей позе.
В ваших мышцах.
В уровне вашего возбуждения.
А теперь постарайтесь испытать все составные части переживания вместе и одновременно.
Если сравнить ваше переживание в этом упражнении с переживанием в предыдущем упражнении, насколько они похожи? Чем они отличаются друг от друга?
Пытаясь выполнить упражнение, приведенное выше, большинство людей могут в некоторой степени дублировать физическую позу, сокращение мышц и движения, которые сопровождают гипервозбуждение, хотя обычно им не удается достичь того же самого уровня координации и синхронности, который сопутствует реальному переживанию. Повышение внутреннего возбуждения, вероятнее всего, произойдет тогда, когда вы произведете все части физической реакции одновременно, а не одну за другой. Даже если вы будете совершать их одну за другой, это будет более эффективно, чем просто говорить: «Нервная система, становись гипервозбужденной!». Подавляющее большинство людей не смогут мобилизовать тот же самый уровень возбуждения, применяя такой директивный, преднамеренный подход. Он просто не работает. Гипервозбуждение — это реакция нервной системы на угрозу, какой бы она ни была — внутренней, внешней, реальной или воображаемой.
В короткий срок три других компонента, составляющие ядро травматической реакции — сжатие, диссоциация и беспомощность — действуют, чтобы защитить организм. Эти естественные функции защищают нас от внешней угрозы, которая инициировала ответную реакцию возбуждения, так же, как и от внутренней угрозы, которая развивается, когда энергия возбуждения не используется для активной защиты. Симптомы травмы начинают развиваться как краткосрочные решения дилеммы не разрядившейся энергии. И когда они действительно развиваются, целое созвездие симптомов формируется вокруг доминирующей темы. Не удивительно, что этими темами являются сжатие, диссоциация и беспомощность.

Сжатие
Обратитесь к записям, сделанным вами во время первого упражнения этой главы. Сколько телесных реакций указывают на какую-либо форму сжатия, напряжения или скованности?
Говоря о теле, сжатие можно назвать широким системным феноменом. Оно преобладает в самых ранних наших переживаниях угрозы, существенно влияя на каждую функцию и часть тела.
Когда мы реагируем на ситуацию, угрожающую нашей жизни, гипервозбуждение первоначально сопровождается сжатием в нашем теле и восприятии. Действия нервной системы направлены на то, чтобы обеспечить сосредоточение всех наших усилий на противодействие угрозе наиболее оптимальным образом. Сжатие изменяет дыхание человека, его мышечный тонус и позу. Кровеносные сосуды его кожи, конечностей и внутренностей сжимаются, чтобы большее количество крови поступало в мышцы, которые напряжены и готовы к защитным действиям.

Перцептивное осознавание окружающей обстановки также сжимается, чтобы все наше внимание было направлено на угрозу. Это — разновидность сверхбдительности. Путешественники, которые вдруг видят гремучую змею, свернувшуюся на тропинке прямо перед ними, вряд ли услышат журчание птичьих трелей, доносящееся с ветвей. Они не заметят нежных лесных цветов или замысловатые узоры лишайника на камнях, и их не будет волновать вопрос, что им съесть на обед и не слишком ли долго они пробыли на солнце. В тот момент все их внимание будет полностью сосредоточено на змее. Все мы слышали истории о людях, которым удалось совершить невероятные подвиги, проявив силу и отвагу в момент угрозы. Женщина, которая смогла поднять машину, упавшую на ее сына-подростка, когда он менял масло, использовала энергию, мобилизованную нервной системой, чтобы помочь ей отреагировать и успешно преодолеть эту ситуацию потенциально опасную для жизни. Гипервозбуждение и сжатие кооперируются, позволяя ей выполнить задачу, которую она никогда не смогла бы успешно осуществить в нормальных условиях. Если бы она была ошеломлена и осталась пассивной в этом состоянии гипервозбуждения и сжатия, то часть этой не разряженной энергии была бы направлена на продолжение гипервозбуждения. Остальная энергия была бы использована, чтобы поддерживать сжатие и мириады других, организованных сходным образом, но гораздо более сложных травматических симптомов, например — хронической сверхбдительности, тревоги или приступов паники, или навязчивых образов (наплывов картин прошлого (flashbacks), ужасающих визуализаций).
Когда сжатие не может в достаточной мере сфокусировать энергию организма чтобы защитить себя, нервная система пробуждает к действию другие механизмы, такие как оцепенение и диссоциацию, чтобы с их помощью удерживать гипервозбуждение. Сжатие, диссоциация и оцепенение формируют всю батарею реакций, которую нервная система КС пользует, чтобы справиться со сценарием, в котором мы должны защитить себя, но не можем этого сделать.

Диссоциация
Я не боюсь смерти. Я просто не хочу оказаться там, когда она придет.
— Вуди Ален В этой своей характерной шутке Вуди Аллен высмеивает довольно-таки точное описание роли, которую играет диссоциация — она защищает нас от воздействия нарастающего возбуждения. Если угрожающее жизни событие продолжается, диссоциация защищает нас от боли смерти. В своем личном дневнике исследователь Давид Ливингстон живо и ярко описывает столкновение со львом на африканских равнинах:
«Я услышал крик. Испуганный, оглядываясь вокруг, я увидел льва в тот момент, когда он прыгал на меня. Я стоял на небольшой возвышенности; он схватил меня за плечо, когда прыгнул, и мы вместе свалились вниз на землю. Ужасно рыча мне в ухо, он тряс меня, как терьер крысу. Шок привел меня в ступор, подобный тому, который, похоже, испытывает мышь, когда кошка начинает ее трясти. Он вызвал во мне состояние полусна, в котором я не чувствовал ни боли, ни страха, хотя вполне осознавал все, что происходит. Это было похоже на то, что описывают пациенты, находясь под частичным воздействием хлороформа, когда они видят операцию, но не чувствуют ножа. Это своеобразное состояние не было результатом какого-либо ментального процесса. Потрясение уничтожило страх и не допустило никакого чувства ужаса при взгляде на чудовище. Возможно, это специфическое состояние возникает у всех животных, убитых плотоядным хищником; и если это так, то оно — милостивый дар нашего благосклонного творца, который уменьшает боль смерти». [Курсив мой].
Лучший способ дать определение диссоциации — это пережить ее. В самых мягких своих формах она проявляется в виде отлета от реальности. На другой границе диапазона она может развиться в так называемый синдром множественной личности. Так как диссоциация нарушает непрерывность личного телесно ощущаемого чувствования, то она практически всегда включает в себя искажение времени и восприятия. Мягкая разновидность данного симптома ответственна за переживание, которое многие люди испытывают, возвращаясь на машине домой из знакомого магазина на углу — они внезапно обнаруживают, что попали домой, совершенно не помня, как они это сделали. Последнее, что они помнят — как отъезжали от магазина. Диссоциация также вступает в действие, когда мы кладем «куда-то» ключи, а потом не можем вспомнить, куда. В такие минуты мы можем косвенно признавать кратковременное отсутствие телесно ощущаемого чувствования, шутливо оправдываясь перед собой или другими, что только что «отключились» или «уходили пообедать». Другими словами, находились вне своего тела. Это — некоторые формы, которые принимает диссоциация в нашей повседневной жизни. Она входит в наши переживания особенно тогда, когда мы сталкиваемся с угрожающими жизни ситуациями. Представьте, что вы ведете машину по крутому изгибу узкой горной дороги, как вдруг вам нужно повернуть, чтобы избежать прямого столкновения с грузовиком, движущимся прямо на вас. В то время, как ваш автомобиль заносит на узкую обочину, посмотрите, как образы сменяют друг друга в замедленном движении. Затем, с бесстрашным спокойствием отметься, что вы смотрите на кого-то другого со стороны, вместо того, чтобы противостоять собственной смерти.
Подобным же образом женщина, которую насилуют, солдат, нарвавшийся на неприятельский огонь, или жертва несчастного случая могут переживать фундаментальное отделение от своего тела. Из угла потолка ребенок может наблюдать, как к нему или к ней пристают, и жалеть или вовсе ничего не испытывать к беззащитному ребенку там, внизу.
Диссоциация — это один из наиболее классических и утонченных симптомов травмы. Он также — один из самых таинственных симптомов. Механизм, посредством которого она происходит, объяснить труднее, чем ее переживание или роль, которую она играет. В травме диссоциация кажется благодатным средством, позволяющим человеку перенести опыт, который на данный момент непереносим для него — подобно атаке льва, насильника, приближающейся машины или ножа хирурга. Диссоциация может стать хронической и развиться в более сложные симптомы, если энергия гипервозбуждения не будет разряжена.
Люди, систематически подвергавшиеся травме в детском возрасте, часто выбирают диссоциацию в качестве предпочитаемого способа существования в мире. Они диссоциируют привычно и с готовностью, не осознавая этого. Даже те люди, у которых диссоциация не вошла в привычку, будут диссоциировать, когда придут в возбужденное состояние или когда они начнут сталкиваться с неприятными и травмирующими образами или ощущениями. В обоих случаях диссоциация играет очень ценную роль, помогая сохранять не разряженную энергию гипервозбуждения, отделенную от целостности нашего переживания. В то же время, диссоциация нарушает непрерывность телесно ощущаемого чувствования и, тем самым, не дает травмированным людям предпринять эффективные действия для разрешения их травматических симптомов. Дело не в том, чтобы устранить диссоциацию, а в том, чтобы усилить свое осознавание ее.

Упражнение
Для того, чтобы получить представление о том, что такое диссоциация и как она ощущается, устройтесь в кресле поудобнее и представьте себя лежащим на плоту, который плывет по озеру. Почувствуйте, как вы плывете, а затем позвольте себе осторожно выплыть из своего тела. Поднимитесь к небу, медленно, подобно взлетающему воздушному шару, и посмотрите на самого себя, сидящего внизу.
На что похоже это переживание?
Что происходит, когда вы пытаетесь почувствовать свое тело?
Перейдите от собственного тела к этому чувству полета еще несколько раз, чтобы лучше почувствовать, как ощущается диссоциация.

В то время, как некоторым людям это упражнение покажется простым, для других оно будет очень трудным. Как мы уже упоминали ранее, симптомы травмы могут быть сформированы вокруг сжатия или диссоциации. Неудивительно, что людям, предрасположенным к диссоциативным симптомам, будет легче выполнять упражнения на диссоциацию, чем людям, предрасположенным к сжатию. Если упражнение с полетом оказалось трудным для вас, попробуйте выполнить следующее упражнение — возможно, оно будет легче.

Упражнение
Устройтесь комфортно в кресле, которое поддерживает ваше тело. Начните упражнение с того, что подумайте о месте, куда вам действительно очень хотелось бы поехать в отпуск — длинный, неспешный и полностью оплаченный отпуск. Это будет чудесный отпуск, поэтому постарайтесь подробнее вспомнить уроки географии, чтобы выбрать самое лучшее место. А теперь можете фантазировать обо всем, о чем душа пожелает:
Развлекайтесь…
Получайте удовольствие…
И прямо перед тем, как вы уже будете готовы возвращаться домой, ответьте на вопрос:
Где вы?
Вероятнее всего вы выберете свое любимое место отдыха. Вряд ли вы ответите, что находитесь в собственном теле. Когда вы, не в своем теле, вы диссоциированы. Поздравляю вас.

Снова повторите это упражнение, чтобы укрепить свою способность узнавать диссоциацию, когда она происходит. Помните о том, что суть этих упражнений состоит не в том, чтобы помешать диссоциации произойти. Его цель — научить вас узнавать ее, когда она происходит. Вы можете быть диссоциированы и, в то же время, осознавать, что происходит вокруг вас. Это двойственное сознание очень важно для начала процесса исцеления и реассоциации. Если вы чувствуете сопротивление к знаниям об этом двойственном сознании, то ваш организм, возможно, посылает вам сигнал о том, что диссоциация играет важную роль в формировании ваших травматических симптомов. Если вы действительно чувствуете сопротивление, отдайте ему должное и продолжайте двигаться дальше медленно. Время от времени напоминайте себе о том, что двойственное сознание возможно, и пытайтесь время от времени его испытывать.

Диссоциация, в том виде, в каком она представлена здесь, проявляется разнообразными способами, в каждом из которых присутствует общее фундаментальное отделение человека либо от своего тела, либо от части тела, либо от части своих переживаний. Она может происходить в виде разделения между:
1. сознанием и телом;
2. одной из частей тела, такой, как голова или конечности, и остальным телом;
3. личностью и эмоциями, мыслями или ощущениями;
4. самостью (self) и воспоминаниями обо всем событии или какой-то его части.

То, каким образом возникает диссоциация, будет влиять на то, каким образом будут развиваться более сложные симптомы. Кроме того, кажется, становится очевидным, что использование диссоциации в качестве реакции на травму происходит как под влиянием генетики, так и структуры личности.
«Отключенность» (spaciness) и забывчивость относятся к более очевидным симптомам, которые развиваются из диссоциации. Однако, есть и другие симптомы, распознать которые в качестве возникших из нее несколько труднее. Среди этих симптомов — следующие:
— Отрицание — это, возможно, является низкоуровневой энергетической формой диссоциации. Разделение происходит между человеком и воспоминаниями или чувствами, касающимися конкретного события (или серии событий). Мы можем отрицать, что событие произошло на самом деле или вести себя так, как будто оно было совершенно неважным. Например, когда умирает кто-то, кого мы любим, или когда нас ранят, или по отношению к нам применяют насилие, мы можем вести себя так, как будто ничего не произошло, потому что эмоции, которые приходят при честном признании этой ситуации, слишком болезненны для нас. А затем нас внезапно может поглотить интенсивная эмоция. Отрицание открывает путь страху, злости, боли или стыду, когда чувства интегрируются еще раз й энергия, которая была заперта в отрицании, высвобождается. Однако, когда связанная энергия слишком велика и чувства чересчур болезненны, отрицание может стать хроническим — «твердокаменной» настойчивостью в том, что событие никогда не происходило.
— Физические недомогания часто являются результатом частичной или раздробленной диссоциации, когда одна из частей тела теряет связь с остальными. Разделение между головой и остальным телом может вызвать головные боли. Предменструальный синдром (ПМС) может быть результатом разделения между органами тазовой области и остальным телом. Подобным же образом желудочно-кишечные симптомы (например, синдром раздраженной кишки), периодические проблемы спины и хронические боли могут быть результатом частичной диссоциации в сочетании со сжатием.

Беспомощность
Беспомощность тесно связана с примитивной, универсальной, биологической реакцией на экстремальную угрозу — реакцией замирания (оцепенения). Если гипервозбуждение — это акселератор нервной системы, то чувство подавляющей беспомощности — это ее тормоза. Те, кто читал книгу «Корабль, плывущий вниз по течению» («Watership down»), возможно, помнят то, как кролики застывали на месте, когда видели свет фар, движущийся на них из темноты. Это и есть реакция замирания; в той повести кролики называли ее «зарн» («tharn» ).
В отличие от автомобиля, у которого тормоза и акселератор сделаны так, чтобы действовать в разное время, в травматической реакции и тормоз, и газ действуют вместе. Так как нервная система распознает, что угроза миновала, только после разрядки мобилизованной энергии, то она будет бесконечно продолжать мобилизовать эту энергию до тех пор, пока не произойдет разрядка. Как только нервная система распознает, что количество энергии в системе слишком велико, чтобы организм мог с ней справиться, она так сильно нажимает на тормоз, что весь организм тут же выключается на месте. Когда организм полностью иммобилизован, гигантское количество энергии в нервной системе удерживается под контролем.
Беспомощность, которую человек переживает в подобные моменты, это не то обычное чувство беспомощности, которое время от времени испытывает каждый человек. Чувство, что ты полностью иммобилизован и беспомощен — это не просто ощущение, убеждение или игра воображения. Оно реально. Тело не может пошевелиться. Эта беспомощность унизительна — ощущение парализованности настолько сильно, что человек не может кричать, шевелиться или что-либо чувствовать. Из четырех ключевых компонентов, составляющих ядро травматической реакции, менее всего вероятно, чтобы вы испытывали беспомощность — если вы только не пострадали от экстремальной угрозы вашей жизни. Да, это чрезвычайно сильное чувство беспомощности почти всегда присутствует на ранних стадиях «ошеломленности», воз никающей в результате травматического события. Если вы внимательно исследуете свои реакции на три сценария в упражнении, приведенном в начале этой главы, то, возможно, вы окажетесь в состоянии распознать очень мягкую разновидность беспомощности. Когда событие реально и разворачивается поистине бедственным образом, эффект беспомощности умножается радикально. Позже, когда угроза миновала, эффект сильной беспомощности и иммобилизации смягчается и проходит, но не полностью. Когда мы травмированы, отголоски этого чувства оцепенения остается с нами.
Подобно гипервозбуждению и сжатию, беспомощность — это явное отражение физиологических процессов, происходящих в теле. Когда наша нервная система переходит в состояние возбуждения, отвечая на опасность, и мы не можем защититься или спастись бегством, нервная система выбирает следующую стратегию — иммобилизацию. Почти каждое живое существо имеет эту примитивную реакцию в репертуаре своих защитных стратегий. Мы вновь и вновь будем возвращаться к этой интригующей реакции в последующих главах. Она играет лидирующую роль, как в развитии травмы, так и в ее трансформации.

И если травма произошла
Гипервозбуждение, сжатие, беспомощность и диссоциация — являются нормальными реакциями организма в ответ на угрозу. По существу они не всегда переходят в травматические симптомы. Симптомы развиваются только в том случае, если эти реакции становятся привычными или хроническими. Пока эти стрессовые реакции сохраняются, они образуют основу и подпитку для развития последующих симптомов. Месяцы спустя эти симптомы в ядре травматической реакции начнут включать психические и физиологические характеристики в динамику своего развития, и в определенный момент они проникнут в каждый уголок жизни жертвы, пострадавшей от травмы.
Короче говоря, в травме ставки высоки. В идеале, упражнения этой главы, вкупе с другими вашими переживаниями, помогут вам определить, как ощущаются эти реакции. Становясь хроническими, гипервозбуждение, сжатие, беспомощность и диссоциация вместе производят тревогу, настолько сильную, что она может стать непереносимой. В конечном счете, эти симптомы могут перерасти в травматическую тревогу — состояние, которое наполняет каждый момент бодрствования (и сна) пострадавшего от травмы.
Симптомы, которые составляют ядро травматической реакции, являются вернейшим способом узнать, что произошла травма — если только вы можете распознать, как они ощущаются. По мере того, как созвездие симптомов усложняется все больше и больше, определенная комбинация этих четырех компонентов ядра травматической реакции всегда будет присутствовать. Когда вы научитесь их опознавать, эти компоненты помогут вам отличать симптомы, обусловленные травмой, от всех остальных.

 



11. Симптомы травмы

Когда наша нервная система готовит нас, чтобы отразить опасность, она переходит в состояние высокого уровня энергии. Если мы сможем разрядить эту энергию, активно и эффективно защищаясь от угрозы (или вскоре после угрожающего события), то нервная система снова вернется к нормальному уровню функционирования. Наш процесс чувствования ощущений будет давать чувство завершенности, удовлетворения собой и героизма. Если же угроза не была успешно устранена, энергия остается в нашем теле. И теперь мы создали самосохраняющуюся дилемму (self-perpetuating dilemma). На физиологическом уровне наше тело и наше сознание работают в тандеме, как единая интегрированная система. Мы знаем, что находимся в опасности, когда мы воспринимаем внешнюю угрозу, и наша нервная система приходит в состояние сильного возбуждения.
Восприятие реальной угрозы сигнализирует об опасности, и то же самое делает состояние активации (даже без этого восприятия). Вы получаете сообщение, что вы находитесь в опасности, не только через то, что вы реально видите (даже периферическим зрением), но и через ощущения, которые происходят от бессознательного висцерального ощущения вашего физиологического состояния. Угрожающий человек, надвигающийся на вас, сигнализирует об опасности, но то же самое делает и тот факт, что ваше тело реагирует усиленным сердцебиением, напряженными мышцами живота, повышенным и суженным осознаванием непосредственного окружения и измененным мышечным тонусом (в общем). Когда энергия этого состояния повышенной активации не находит разрядки, организм делает вывод, что он все еще находится в опасности. Эффект подобного восприятия на организм состоит в том, что он продолжает повторно стимулировать нервную систему, чтобы поддержать и поднять еще больше этот уровень готовности и возбуждения.
Когда это происходит, рождаются симптомы травмы, подрывающие наши силы. Нервная система активирует все свои физиологические и биохимические механизмы для устранения угрозы, но все же не может поддерживать этот повышенных уровень возбуждения без возможности или средств эффективно отреагировать. Одна лишь нервная система не способна разрядить энергию. Это создает постоянный самосохраняющийся цикл активации, который перегрузит нервную систему, если будет продолжаться бесконечно. Организм должен найти способ выйти из этого цикла, созданного восприятием опасности и сопровождающим его возбуждением, для того, чтобы вновь обрести равновесие. Неспособность сделать это приводит к патологии и подрыву сил, по мере того, как организм компенсирует свое возбужденное состояние посредством проявлений, которые сегодня признаются в качестве симптомов травмы.


Симптомы
Нервная система компенсирует свое пребывание в состоянии самосохраняющегося возбуждения, создавая цепь адаптивных реакций, которые в итоге соединяются друг с другом и преобразуют энергию в «симптомы». Эти адаптивные функции действуют как предохранительный клапан нервной системы. Первые симптомы травмы обычно появляются вскоре после события, которое их породило. Другие развиваются со временем. Как я уже упоминал ранее, симптомы травмы — это энергетический феномен, который служит организму, предоставляя ему способ справится и связать огромную энергию, содержащуюся, как в первоначальной, так и в самосохраняющейся реакции на угрозу.
По причине уникальности каждого индивидуального переживания, было бы непомерно трудной задачей составить полный список всей известных симптомов. Тем не менее, существуют симптомы, которые являются индикаторами травмы, так как они характерны для большинства травмированных людей. Не смотря на огромное многообразие предоставленных ей возможностей, похоже на то, что нервная система предпочитает одни симптомы другим.
В общем и целом, некоторые травматические симптомы, скорее всего, появляются раньше других. В предыдущей главе мы обсуждали симптомы, которые развиваются первыми (ядро травматической реакции):
— гипервозбуждение;
— сжатие;
— диссоциация (включая отрицание);
— чувство беспомощности.
Другими ранними симптомами, которые начинают проявляться в то же самое время или вскоре после вышеперечисленных, являются:
— сверхбдительность (постоянно быть «начеку»);
— навязчивые образы или наплывы картин прошлого;
— крайняя чувствительность к свету и звуку;
— гиперактивность;
— реакции чрезмерной эмоциональности и испуга;
— ночные ужасы и кошмары;
— резкие скачки настроения, такие как реакции гнева или характерные вспышки раздражения, стыд;
— пониженная способность справляться со стрессом (часто и легко поддается стрессу);
— трудности со сном.
Некоторые из этих симптомов могут также проявиться на следующей стадии развития, так же, как и на последней. Этот список не предназначен для диагностических целей. Это — путеводитель, который поможет вам получить представление о том, как ведут себя симптомы травмы. Те симптомы, которые, как правило, возникают на этой и следующей стадии развития, включают в себя:
— панические атаки, тревогу и фобии;
— умственную «пустоту» или «отключенность»;
— реакцию чрезмерного испуга;
— крайнюю чувствительность к свету и звуку;
— гиперактивность;
— реакции чрезмерной эмоциональности;
— ночные ужасы и кошмары;
— избегающее поведение (избегание определенных обстоятельств);
— тяга к опасным ситуациям;
— слезливость;
— резкие скачки настроения, такие как гневные реакции или вспышки раздражения, стыд;
— чрезмерная или пониженная сексуальная активность;
— потеря памяти и забывчивость;
— неспособность любить, воспитывать или создавать связи с другими людьми;
— боязнь умереть, сойти с ума или прожить слишком короткую жизнь;
— пониженная способность справляться со стрессом (частая и легкая подверженность стрессу);
— трудности со сном.
Последняя группа симптомов включает те, на развитие которых обычно уходит больше времени. В большинстве случаев им предшествуют некоторые из более ранних симптомов. Вы можете заметить, что некоторые симптомы встречаются во всех трех списках. Не существует твердого правила, которое определяло бы, какой из симптомов организм решит привлечь, или когда он решит это сделать. Помните о том, что ни один из этих еписков ни в коем случае не является полным. Симптомы, которые обычно развиваются в последнюю очередь, включают следующие:
— чрезмерная застенчивость;
— ослабленная или пониженная эмоциональная реакция;
— неспособность выполнять обязательства;
— хроническая усталость или очень низкая физическая энергия;
— проблемы в иммунной системе и определенные эндокринные проблемы, такие как дисфункция щитовидной железы;
— психосоматические заболевания, в частности, головные
— боли, проблемы шеи и спины, астма, нарушения пищеварения, спастический колит и тяжелый предменструальный синдром;
— депрессия, чувство неминуемой гибели;
— чувство отделенности, отчужденности и изолированности — «живой покойник»;
— пониженный интерес к жизни;
— боязнь умереть, сойти с ума или прожить слишком короткую жизнь;
— слезливость;
— резкие скачки настроения, такие как реакции гнева или вспышки раздражения, стыд;
— чрезмерная или пониженная сексуальная активность;
— потеря памяти и забывчивость;
— чувство беспомощности и беспомощное поведение;
— неспособность любить, воспитывать или создавать связи с другими людьми;
— трудности со сном.
— пониженная способность справляться со стрессом и разрабатывать планы.
Очевидно, что не все эти симптомы вызываются исключительно травмой, и что не всякий, у кого проявился один или несколько таких симптомов, был травмирован. Грипп, к примеру, может вызвать недомогание и желудочный дискомфорт, похожий на симптомы травмы. Однако, между ними есть разница: симптомы, вызванные гриппом, обычно исчезают через несколько дней. Но с симптомами, которые вызваны травмой, такого не происходит. Симптомы травмы могут быть устойчивыми (присутствующими постоянно), неустойчивыми (приходящими и уходящими), они также могут оставаться скрытыми десятилетиями. Как правило, эти симптомы не возникают поодиночке, они появляются целыми созвездиями. Эти «синдромы» часто усложняются с течением времени, все больше и больше теряя связь с первоначальным переживанием травмы. И хотя по определенным симптомам можно сделать предположение о конкретной разновидности травмы, ни один из симптомов не может считаться исключительным признаком той травмы, которая его вызвала. Травматические симптомы будут проявляться у людей по-разному, в зависимости от природы травмы и степени ее тяжести, ситуации, в которой она произошла, а также личных и развивающих ресурсов, которые доступны человеку в момент испытания.

Мы ходим и ходим по кругу
Я нервничаю, когда расслабляюсь.
— Неизвестный автор Как я уже не раз упоминал в этой книге, восприятие угрозы при неразрядившемся возбуждении создает самосохраняющийся цикл. Одно из самых коварных свойств симптомов травмы состоит в том, что они закручены в этот исходный цикл таким образом, что тоже являются самосохраняющимися. Это свойство служит основной причиной, по которой травма не поддается большинству способов лечения. У некоторых людей этот самосохраняющийся цикл придает их симптомам стабильность. У других же развивается один или несколько разных видов дополнительного поведения (additional behavior) или предрасположенностей (каждое из которых можно счесть симптомом травмы), чтобы помочь нервной системе держать ситуацию под контролем.
Избегающее поведение. Симптомы травмы — это способ организма защитить себя от возбуждения, порожденного постоянным ощущением угрозы. Эта система защиты, однако, не достаточно совершенна для того, чтобы выдержать сильный стресс. Стресс вызывает поломку системы, высвобождая энергию первоначального возбуждения и передаваемый ею сигнал об опасности. К сожалению, когда мы живем с последствиями травмы, просто избегания стрессовых ситуаций не достаточно для того, чтобы предотвратить поломку в системах защиты. Если мы ходим на цыпочках вокруг возбуждения, наша нервная система создаст свое собственное. И когда это произойдет, мы уже не сможем избавиться от воздействия каждодневных фрустраций так легко, как могли бы, если наша нервная система была бы свободна и могла функционировать нормально и полноценно.
Обычные обстоятельства могут нарушить тонкую организацию энергии в нервной системе травмированного индивида. У травмированного человека может развиться так называемое «избегающее поведение», чтобы помочь удержать основное возбуждение под контролем. Избегающее поведение — это разновидность травматического симптома, в соответствии с которой, мы ограничиваем свой жизненный стиль ситуациями, которые потенциально не являются активирующими. Боясь другой вероятной аварии, мы можем развить в себе нежелание водить машину. Если возбуждение при игре в мяч вызвало приступ паники, игры с мячом могут неожиданно потерять для нас свою привлекательность. Если во время сексуального контакта появляются наплывы травматических воспоминаний, это может привести к снижению интереса к сексу. Любое событие, которое вызывает изменения наших обычных уровней энергии, может потенциально инициировать неприятные эмоции и ощущения. Постепенно наша жизнь будет становиться все более и более ограниченной, по мере того, как мы будем стараться избегать обстоятельств, которые могут вызвать смещение нашего обычного энергетического баланса.
Страх так называемых негативных эмоций. Когда обычный энергетический баланс смещается, мы начинаем заново переживать это событие. И здесь картина усложняется, поскольку то, что мы переживаем, частично обязано смятению в связи с природой той энергии, которая была высвобождена.
В своем чистом виде энергия, выработанная нашей нервной системой для защиты от опасности, является витальной. Мы ощущаем жизнь и воодушевление. Если что-то препятствует ее попыткам защитить нас, то значительная часть этой энергии перенаправляется в страх, гнев, ненависть и стыд, становясь частью целого созвездия симптомов, которые развиваются в нас, чтобы организовать неразрядившу-юся энергию. Эти так называемые «негативные» эмоции становятся тесно связанными как с самой витальной энергией, так и с другими симптомами, которые образуют группу травматических постэффектов.

Когда мы страдаем от травмы, связь между жизненной энергией и негативными эмоциями становится настолько тесной, что мы не можем отличить их друг от друга. Разрядка — вот что нам нужно, но когда она начинает происходить, последствия этого могут быть ужасающими и нестерпимы ми, отчасти потому, что высвобожденная энергия восприми мается как негативная. Из-за этого страха мы, как правило, подавляем эту энергию, или в лучшем случае не полностью разряжаем ее.
Лекарственная терапия и пристрастие к алкоголю или наркотикам. Другим средством, с помощью которого травмированные люди могут пытаться стабилизировать или подавить симптомы, служит лекарственная терапия. Мы часто пытаемся применить этот подход по рекомендацииврача, или мы можем попробовать заняться самолечением (злоупотреблением алкоголем или наркотиками).
Каким бы средством стабилизации мы ни воспользовались, нашей целью является создать устойчивую и надежную окружающую среду. Это дело требует наличия контейнера, который обладает достаточной энергетической прочностью, чтобы симптомы не подверглись бы стрессу или не были бы спровоцированы. Эти контейнеры подобны плотинам. Они должны быть сконструированы достаточно хорошо, чтобы предотвратить высвобождение ужасного страха и примитивного, неконтролируемого гнева. Пострадавшие от травмы люди часто ощущают себя как на движущейся дорожке, которую они не могут контролировать. Мы можем испытывать побуждение избегать ситуаций, которые пробуждают в нас как подлинное возбуждение, так и расслабление, потому что и то, и другое может нарушить равновесие, которое необходимо нашим симптомам для поддержания их стабильности.
Прочь из замкнутого круга
Существуют способы избавиться от этих самосохраняющихся циклов. Соматическое переживание® является одним из них. Обучась определять наличие травмы по ее симптомам, а не по событию, которое ее вызвало, мы можем выработать для себя подходы, которые помогут нам распознать травму, когда она произойдет. Это даст нам возможность последовать за течением своих естественных реакций вместо того, чтобы блокировать врожденный исцеляющий процесс.
Путь назад, к здоровью и жизненной силе будет совсем не близким. Любой шаг, даже самый маленький, очень важен и заслуживает внимания. В отличие от такого множества других путешествий, которые мы совершаем в ходе своего роста и развития, этот путь имеет свой конец — разрешение, которое сделает нас богаче и полнее после того, как мы завершим его. Жизнь достаточно трудна даже тогда, когда мы здоровы и жизнеспособны. Когда же травма разбивает нас на части, жизнь может стать непереносимой. Как вы увидите в следующих главах, каждый маленький шаг к целостности станет ресурсом, который вы сможете использовать, чтобы усилить и поддержать процесс исцеления, который будет разворачиваться, если мы будем действовать в соответствии со своей природной сущностью.
Существует способ вернуть контроль над своим телом, который утрачивается, когда последствия травмы становятся хроническими. Возможность произвольно стимулировать нервную систему, приводя ее в состояние возбуждения, а затем мягко разрядить это возбуждение. Помните о том, что гипервозбуждение и связанные с ним механизмы являются прямым следствием энергии, непроизвольно мобилизованной нервной системой специально в ответ на угрозу. Эти механизмы берут свое начало в нервной системе; вы ощущаете их в своем теле. Именно в своем теле — с нервной системой, которая полностью задействована и доступна посредством телесно ощущаемого чувствования — вы сможете достичь успеха в работе с ними.

 



12. Реальность травмированного человека

Эта книга основывается на том, что травма — это часть естественного физиологического процесса, который просто не получил возможности придти к завершению. Она не является производным от личности человека — по крайней мере, первоначально.
В десятой главе мы обсуждали то, как четыре основных симптома травмы — гипервозбуждение, сжатие, диссоциация и беспомощность — напрямую относятся к физиологическим изменениям, которые происходят, когда мы потрясены, реагируя на угрожающее жизни событие. В этой главе мы проследим переживание этих симптомов.

Угроза, которую нельзя обнаружить
Всего несколько симптомов могли бы дать нам лучшее представление о травматических переживаниях, чем сверхбдительность. Сверхбдительность — это прямое и непосредственное проявление гипервозбуждения, которое является первичной реакцией на угрозу. Его воздействие на ориентировочную реакцию отчасти подрывает силы травмированного человека, вызывая у него постоянное переживание страха, бессилия и мучений.
Сверхбдительность возникает, когда гипервозбуждение, которое сопровождает первичную реакцию на опасность, активирует преувеличенную, компульсивную форму ориентировочной реакции. Эта искаженная ориентировочная реакция настолько захватывает, что человек чувствует непреодолимо сильное побуждение установить источник данной угрозы, даже если эта реакция возникла в ответ на внутреннее возбуждение, а не на что-либо, воспринятое во внешней среде.
Когда возбуждение продолжается (так как разрядить его слишком опасно), мы ощущаем себя в безвыходной ситуации. Мы чувствуем непреодолимое желание найти источник угрозы, но это принуждение вызвано изнутри, и даже внешний источник угрозы установлен, то навязчивое состояние сверхбдительности все равно сохраняется, так как внутреннее возбуждение все еще присутствует. Мы будем упорно пытаться обнаружить источник угрозы (где же он?) и опознать его (что это такое?), потому что именно это и запрограммирована делать примитивная реакция ориентировки, когда нервная система приходит в состояние возбуждения. Подвох состоит в том, что часто никакой угрозы вовсе найти не удается.
Сверхбдительность становится одним из способов, с помощью которого мы справляемся с избытком энергии, возникающим при неудачной попытке защититься от первоначальной угрозы. Мы используем сверхбдительность, чтобы направить некоторое количество этой энергии к мышцам головы, шеи и глаз в навязчивом поиске опасности. Если это объединяется вместе с внутренним возбуждением, которое все еще присутствует, наш рациональный мозг может стать иррациональным. Он может начать поиск и определение внешних источников опасности. Эта слабо адаптивная деятельность направляет большое количество энергии на специфическую активность, которая будет становиться все более и более навязчивой, повторяясь все чаще и чаще. В состоянии гипервозбуждения любые изменения — включая изменения в нашем собственном внутреннем состоянии — воспринимаются как угроза. То, что может выглядеть безосновательной паранойей, в действительности может оказаться нашей интерпретацией сексуального возбуждения, или даже эффектом кофеина в безалкогольном напитке.
По мере того, как реакция замирания все больше и больше закрепляется, тенденция к сверхбдительности и самозащите усиливается. Сверхбдительные люди все время прикованы к состоянию высокой настороженности, и по причине этой постоянной недоверчивости они на самом деле могут начать выглядеть хитроватыми и боязливыми, с широко раскрытыми глазами. Возрастает тенденция видеть опасность там, где ее нет, а способность чувствовать любопытство, удовольствие и радость жизни уменьшается. Все это происходит из-за того, что в глубине своего существа мы не чувствуем себя в безопасности.
Вследствие этого мы постоянно будем находиться в критическом моменте, готовые начать защитную реакцию, но не в состоянии последовательно выполнить ее. Мы с маниакальной настойчивостью ищем опасность, которую не можем отыскать, даже если реальная угроза находится прямо перед нами. Нервная система может так сильно возбудиться, что уже не сможет быстро успокоиться. В результате этого поведенческие и физиологические ритмы (например, режим сна) могут быть нарушены. Мы будем не в состоянии успокоиться или расслабиться, даже в те моменты, когда чувствуем себя достаточно безопасно для того, чтобы сделать это.

Миссис Фаер
Миссис Фаер, персонаж небольшого рассказа М.К. Фишера «Сила холодного ветра» {«The Wind Chill Factor»), дает нам яркий и довольно точный пример того, как действует сверхбдительность. Миссис Фаер — врач, она находится одна в коттедже своих друзей на берегу океана зимой, во время сильной снежной пурги. Ей «удобно и тепло, она явно не тревожится о возможных последствиях бури, постепенно отходя ко сну. Незадолго до рассвета реальный мир врывается в ее сознание, так жестоко, как будто кто-то схватил ее за длинные волосы на голове». Сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Ее тело разгорячено, но руки — холодные и липкие. Она находится в состоянии полнейшей паники. Поразмыслив, она понимает, что все это никак не связано с физическим страхом. «Она не боялась быть одной или находиться в дюнах во время бури. Она не боялась физического нападения, изнасилования, всего такого… она просто была в панике». Миссис Фаер борется с охватившим ее порывом убежать прочь, говоря самой себе: «Только здесь [в доме] я останусь в живых, а если, крича, выбегу вон и побегу через дюны, то скоро я погибну среди волн и ветра».
Очевидно, что паника миссис Фаер имеет внутренний источник. Говоря словами Достоевского из «Записок из мертвого дома», никто не может жить, если не в силах объяснить себе, что с ним происходит, и если однажды они уже больше не смогут объяснить себе что-либо, то скажут, что сошли с ума, и это станет последним объяснением, которое им осталось. Мнение Достоевского разделяет и современный психолог Пол Зимбардо, который пишет: «Большинство психических расстройств представляет собой не когнитивное нарушение, а [не удавшуюся] интерпретацию прерывистых или необъяснимых внутренних состояний». Большинство людей считает необъяснимые переживания чем-то, что необходимо объяснить.

Нужда миссис Фаер найти источник ее паники является нормальной биологической реакцией на сильное внутреннее возбуждение. В самом деле, целью ориентировочной реакции является определить неизвестное в нашем опыте. Это особенно важно, когда это неизвестное может нести угрозу. Когда мы оказываемся не в состоянии правильно определить, что нам угрожает, все пострадавшие от травмы невольно сами ставят себе ловушку.
Как указывают Достоевский и Зимбардо, людям очень трудно принять то, что некоторые аспекты наших переживаний объяснить просто невозможно. Как только появляется примитивная ориентировочная реакция, мы чувствуем себя вынужденными искать объяснение. Когда объяснение не удается найти, мы обычно не используем свои мощные когнитивные способности, чтобы узнать, что происходит. Даже если мы в состоянии ясно мыслить, наши когнитивные силы не могут полностью доминировать над примитивной потребностью установить источник нашего дистресса. Если же тело/сознание, наоборот, достигает успеха в обнаружении точного местонахождения источника своего дистресса (как в примере с Ненси во второй главе), то примитивная потребность в определении некоторого источника опасности удовлетворяется. Тогда возникает естественная, успешная защитная реакция, завершающая переживание. Для многих из нас это является гигантским шагом по направлению к исцелению травмы.
Однако в большинстве случаев мы используем свои когнитивные способности, чтобы продвинуться еще дальше — понять источник дистресса и дать ему название (или запомнить его). Делая так, мы еще больше отдаляем себя от опыта. В этой отделенности семена травмы получают плодородную почву, где могут укорениться и расти. Когда животное не может обнаружить место нахождения источника своего возбуждения, оно скорее замрет, чем побежит. Когда реакция оцепенения у миссис Фаер начинает преобладать над сильным импульсом к бегству, она делает рационалистическое заключение (используя свой неокортекс), что умрет, если попытается покинуть дом. Она не только не объясняет своего предельного физиологического возбуждения, но она даже создает свою собственную дилемму, убеждая себя, что умрет, если попытается убежать. После этого миссис Фаер попадает в плотную, самой же ею сплетенную паутину иммобилизации, вызванной страхом.
Так же, как и дети из Чаучиллы (вторая глава), миссис Фаер больше боится убежать, чем остаться в ловушке. Ее нео-кортекс безуспешно пытается объяснить, в то время как ее рептилиевый мозг вынуждает ее действовать. Пойманная в когтях ужаса и саморазрушающего смятения, миссис Фаер, в конце концов, фокусируется на своем неистовом дыхании, чтобы исключить все остальное. Когда, в конце концов, ей удается временно подавить свою потребность в понимании, она позволяет своему рептилиевому мозгу завершить свое действие — разрядить чрезмерный уровень энергии, который создался внутри нее. Нам не говорят, зачем эта энергия присутствует там. Возможно, что даже миссис Фаер не понимает осознанно. К счастью для нее (и для нас) это не имеет значения. Сосредоточившись на телесно ощущаемом чувствовании своего собственного дыхания, миссис Фаер разряжает энергию, являющуюся причиной ее приступа паники.

Неумение синтезировать новую информацию/ неумение учиться
Неотъемлемым свойством сверхбдительности является отсутствие нормальных реакций ориентировки (глава седьмая). Для травмированного человека это имеет серьезные последствия. Прежде всего, это ухудшает нашу общую способность функционировать эффективно в любой ситуации, а не только в тех, где необходима активная защита. Часть функций ориентировочной реакции заключается в том, чтобы идентифицировать новую информацию, по мере того, как мы начинаем ее осознавать. Если эта функция оказывается нарушенной, любое количество новой информации, полученной нами, приводит к замешательству и перегрузке. Вместо того, чтобы усвоить новую информацию и сделать ее доступной для будущего использования, мы стремимся свалить ее в кучу. Она становится неорганизованной и бесполезной. Важные данные лежат не на своем месте или вовсе забыты.
Затем психика теряет способность систематизировать детали осмысленным образом. Вместо того, чтобы сохранять информацию, которая не имеет смысла, наша психика «забывает» ее. Посреди этого смятения любая дополнительная проблема усложняет ситуацию, и обычные обстоятельства могут вырасти в отнюдь не комичный кошмар, состоящий из разочарования, злости и тревоги.
К примеру, если свет гаснет в тот момент, когда я в тревоге пытаюсь навести порядок в бумагах на моем столе, я уже не в состоянии легко справиться с этим неожиданным событием. Я подпрыгиваю, и в голове у меня мелькает иррациональная мысль о том", что кто-то, наверное, пытается влезть ко мне в дом. Я понимаю, что это, скорее всего, неправда, но в испуге я одним движением роняю на пол стопку некогда аккуратно сложенных и важных бумаг. Внезапно накрытый волной иррациональной злости, я трачу энергию впустую, в гневе колотя по столу. Меня заполняют бесполезные мысли: «Закрыта ли входная дверь? Кто должен был оплатить счет за электричество? Где Понсер (моя собака) — внутри или снаружи?» Я нахожу спички и зажигаю одну, тускло освещая беспорядок на столе. Где же счет за электричество? Мое внимание снижается, я забываю, что горит спичка, и роняю ее, когда она обжигает мне пальцы. Бумаги охватывает огонь. Я чувствую, как ужас пронзает меня, и я ощущаю себя парализованным, не в состоянии сделать что-либо с огнем. Несколько секунд спустя ко мне возвращается некоторая способность двигаться, но иммобилизация ухудшила мою моторную координацию. Неуклюже и бесплодно я начинаю молотить по пламени. Ощущая опасность в отсутствии у себя координации, я становлюсь еще яростнее, и слишком поздно осознаю, что в своем отчаянном стремлении справиться с ситуацией я воспользовался единственным законченным черновиком своей книги, чтобы устранить пламя. Огонь тухнет сам по себе. Я снова пытаюсь разобраться с беспорядком на столе. Что это все за бумаги? Это я положил их сюда? Где же счет за электричество? Я не в состоянии разобраться, как применить то, что нахожу; и хотя мои друзья часто давали мне советы и предложения о том, как я могу стать более организованным, я продолжаю делать то, что делал всегда. Что же я могу поделать? В этом состоянии я не могу обучаться, не могу осваивать новые способы, не могу вырваться из подрывающих мои силы паттернов поведения, которые в итоге начнут подчинять себе жизни. Без этой способности обучаться новым моделям поведения, строить планы или синтезировать новую информацию, я лишен возможностей, которые могли бы помочь мне ослабить мое замешательство, которое угрожает захватить власть в моей жизни.

Хроническая беспомощность
Хроническая беспомощность наступает, когда реакции замирания, ориентировки и защиты становятся настолько затрудненными и ослабленными, что они начинают двигаться в основном по заранее предопределенному и дисфункциональному пути. Хроническая беспомощность присоединяется к сверхбдительности и неспособности обучаться новым моделям поведения, в качестве еще одной характерной черты реальности травмированного человека.
Так как беспомощность становится неотъемлемой частью жизни пострадавших от травмы, им будет довольно трудно вести себя иначе, не будучи беспомощными.
Все пострадавшие от травмы в той или иной степени переживают явление беспомощности. В результате этого нам трудно полноценно участвовать в чем-либо, особенно в новых ситуациях. Для тех из нас, кто ощущает беспомощность и отождествляет себя с ней, любое бегство или движение вперед становится фактически невозможным. Мы становимся жертвами своих собственных мыслей и представлений о самих себе. Когда наша физиология реагирует на событие или внешний стимул возбуждением, мы не входим в ориентировочную или защитную реакцию, как это делает здоровый человек. Вместо этого мы от состояния возбуждения переходим прямо в состояние иммобилизации и беспомощности, обходя другие свои эмоции, так же как и нормальную последовательность реакций. Мы становимся жертвами, которые ждут, чтобы стать ими вновь и вновь.
Не имея доступа к нормальным ориентировочным реакциям, мы в момент угрозы оказываемся не в состоянии спастись бегством, даже если ситуация предоставляет нам такую возможность. Мы можем даже не увидеть ее. Возбуждение настолько сильно связано с иммобилизацией, что эти две вещи невозможно разделить. Возбуждение приводит к иммобилизации. Точка. Как только мы возбуждаемся, мы автоматически чувствуем себя неспособными к движению и беспомощными. Мы и в самом деле являемся ими. Возможно, адреналин придает нам сил и физически мы в состоянии бежать, но ощущение беспомощности настолько сильно в нас, что мы не в состоянии найти выход и уйти. Этот сценарий обычно разыгрывается в навязчиво повторяющихся взаимоотношениях, когда мы знаем, что хотим уйти из отношений, но страх и иммобилизация попирают наши самые первозданные связи с нашим окружением, и мы остаемся, несмотря на свое желание уйти. Вместо нормальных ориентировочных и защитных реакций (а также радости и ощущения жизненной силы, которые обычно происходят из них), мы испытываем тревогу, глубокую беспомощность, стыд, потерю чувствительности, депрессию и деперсонализацию.

Травматическая сцепленность
При травматической сцепленности, один стимул крепко связан с определенной реакцией, и вместе они преобладают над нормальным поведением ориентировки. Стимул вызывает конкретную реакцию. Без всякого исключения, мы практически не в состоянии испытать никакой другой результат.
К примеру, когда нетравмированные люди принимают лекарство иогимбин (yohimbine), они ощущают просто усиление сердцебиения и повышение кровяного давления. Однако у ветеранов, страдающих от посттравматического стресса, это лекарство вызывает совсем другую реакцию. Ветераны начинают заново переживать страх и ужасы поля боя вместо того, чтобы просто пережить все это, как физические ощущения. Это является признаком травматической сцепленности. У ветеранов, возбуждение и эмоции, сопровождающие реакцию иммобилизации — страх, ужас, гнев и беспомощность — неразрывно сцеплены друг с другом.

Характерный случая травматической сцепленности проявляется, когда травмированные люди испытывают панику в момент сексуального возбуждения. Сексуальное возбуждение приводит к панике, иммобилизации и беспомощности вместо того, чтобы принести сильное наслаждение. Это может заставить людей предполагать, что они были подвергнуты сексуальному насилию, в то время как на самом деле их реакция является следствием травматической сцепленности.

Травматическая тревога
И ни у какого Великого Инквизитора нет в арсенале таких ужасных пыток, какие есть у тревоги… которая никогда не отпускает его, ни в развлечениях, ни в шуме, ни за работой или игрой, ни днем, ни ночью.
— Серен Киркегор, датский философ. Возбужденное состояние, которое не уходит, постоянное чувство опасности, непрерывные поиски этой опасности, неспособность найти ее, диссоциация, чувство беспомощности — вместе все эти элементы формируют травматическую тревогу. Когда мы не можем пройти через реакцию иммобилизации, то в результате появляется следующее биологическое сообщение: «Твоя жизнь висит на волоске». Это чувство надвигающейся смерти еще больше усиливается чувствами гнева, ужаса, паники и беспомощности. Все эти факторы объединяются, чтобы создать явление, известное как травматическая тревога.
Слово «страх» происходит от староанглийского выражения, обозначающего опасность, в то время как слово «тревожный» берет свое начало от слова, которое имеет греческий корень и обозначает «сжимать крепко» или «душить».
Переживание травматической тревоги является очень глубоким. Оно намного превышает то переживание, которое мы обычно приравниваем к тревоге. Состояние повышенного возбуждения, различные симптомы, страх выйти или совсем войти в состояние иммобилизации, так же, как и непрекращающееся осознавание, что что-то происходит совсем не так — все это создает практически неизменное состояние крайней тревоги. Эта тревога служит фоном для всех переживаний в жизни тяжело травмированного человека. Подобно тому, как мы лучше осознаем воду, чем рыба, которая в ней плавает, тревога также может быть более заметна для тех, кто окружает травмированных людей, чем для них самих. Травматическая тревога обнаруживает себя в нервозности, раздражении и беспокойстве, а также в явных проявлениях «взвинченности». Пострадавший часто испытывает панику, трепет и чрезмерно драматизированные реакции на тривиальные события. Эти расстройства не являются перманентными неотъемлемыми качествами личности, но указывают на то, что нервная система временно, хотя и беспрерывно, перенапряжена.

Психосоматические симптомы
Травматические симптомы воздействуют не только на наше эмоциональное и психическое состояние, но и на наше физическое здоровье. Когда не обнаружено никакой другой причины для физического недомогания, то наиболее подходящими кандидатами становятся стресс и травма. Травма может сделать человека слепым, немым или глухим; она может вызвать паралич ног, рук или того и другого; она может вызвать хронические боли в шее и спине, синдром хронической усталости, бронхит, астму, желудочно-кишечные проблемы, сильный предменструальный синдром, мигрени и массу так называемых психосоматических расстройств. Любая физическая система, способная связывать неразряженное возбуждение, вызванное травмой, действует по ясным правилам. Блокированная энергия будет использовать любой аспект нашей физиологии, доступный для нее.

Отрицание
Многие люди, пострадавшие от травмы, живут в состоянии смирения по отношению к своим симптомам, даже не пытаясь найти способ вернуться к более нормальной и здоровой жизни. Отрицание и амнезия играют важную роль в укреплении этого смиренного состояния. И хотя у нас может появиться искушение критиковать или осуждать людей, которые отрицают, что были травмированы (утверждая, что на самом деле ничего не произошло), очень важно помнить, что это (само по себе) является симптомом. Отрицание и амнезия — это не выбор, который человек делает по своей воле, они не свидетельствуют о слабости характера, дисфункции личности или предумышленном обмане. Эта дисфункциональная траектория отпечатывается в нашей физиологии. В момент травматического события, отрицание помогает сохранить способность к деятельности и выживанию. Однако, если отрицание — хроническое, то оно становится слабо адаптивным симптомом травмы.
Для того, чтобы аннулировать эффекты отрицания или амнезии, требуется большое мужество. То количество энергии, которое высвобождается, когда это происходит, может быть огромным, и его нельзя приуменьшать или недооценивать. Этот момент имеет большой значение для травмированного человека.

Гледис
История Гледис может показаться смешной и нелепой, но она правдива и вполне соответствует тем переживаниям, которые можно ожидать в случае типичного отрицания. Процесс выхода из отрицания или амнезии может быть облегчен при поддержке семьи, друзей и терапевтов, но время, подходящее для этого пробуждения, определяется исключительно биологическими и физиологическими факторами.
Гледис была направлена ко мне своим врачом, который лечил у нее заболевание щитовидной железы. Терапевт-интернист не смог обнаружить физическую причину ее повторяющихся приступов острой боли в животе. Встретившись с ней в первый раз, я был поражен ее напряженным, испуганным и настороженным выражением. Казалось, что ее глаза вот-вот выпрыгнут из орбит, что является не только классическим признаком гипертиреоза (hyperthyroidism), но также страха и хронической сверхбдительности. Я спросил ее, чувствует ли она себя испуганной, и испытывала ли она когда-либо травму. Она ответила, что нет.
Зная о том, что иногда люди отрицают травму, я перефразировал свой вопрос и спросил ее, переживала ли она за последние пять лет что-либо особенно пугающее или причинившее ей огорчение. И вновь она ответила — нет. Пытаясь усилить ее поддержку, я сказал, что недавние исследования показали, что большой процент среди населения пережил что-либо пугающее за последние пять лет.
«В самом деле?» — ответила она. «Ну, несколько лет назад меня похитили. Но это не было так уж страшно».
«Ни капельки?»
«Нет, вовсе нет».
«Что же произошло?»
«Ну, я каталась на лыжах в Колорадо с друзьями, и мы должны были идти на ужин. Подъехал мужчина, открыл дверь своей машины, и я села в нее. Но он не поехал в ресторан».
«В тот момент вы испугались?»
«Нет, было ощущение безопасности, ведь все это происходило во время выходных для катания на лыжах».
«Куда же он поехал?»
«Он привез меня к себе домой».
«Разве вы не испугались, когда он не поехал в ресторан, а вместо этого отвез вас к себе домой?»
«Нет, ведь я не знала, зачем он привез меня туда».
«Ясно. Что же произошло потом?»
«Он привязал меня к своей кровати».
«Это было страшно?»
«Нет, ведь ничего не произошло на самом деле. Он только угрожал мне. Да, возможно, я немного испугалась. У него на стенах висело много разных ножей и пистолетов».
«Но вы не были напуганы по-настоящему?»
«Нет, ведь ничего не произошло».
В тот день Гледис ушла внешне очень спокойной. Ее утверждение о том, что она не была напугана во время похищения или в какой-либо другой момент, все еще преобладало в ее переживаниях. Больше она не возвращалась.
История Гледис хотя и экстремальный, но в то же время типичный пример отрицания. Отрицание держит травмированного человека в своих тисках до тех пор, пока примитивные процессы, охраняющие систему, не решат отпустить его. Мы можем выйти из состояния отрицания из-за того, что почувствуем себя в безопасности, или когда другое событие инициирует «воспоминание», или из-за того, что наша биология скажет: «Довольно». Наряду с тем, что есть вещи, которые друзья, любимые и терапевты могут сделать, чтобы помочь (например, вмешательство), чувствительность ко времени является решающим моментом для того, чтобы эти попытки оказались успешными.

Чего ожидают люди, пережившие травму
Маленькая девочка, к которой пристает собственный отец, застывает в своей кровати, потому что она не может убежать и тем самым спастись от страха и позора всего пережитого. Из-за того, что ее активная защитная реакция бегства приостанавливается, способность ребенка к нормальной ориентировки в ответ на внешние раздражители меняется. Она уже не будет реагировать на них с любопытством и ожиданием. Ее действия будут скованными и замороженными страхом. Звук шагов, на который нормальный ребенок реагирует живым ожиданием, у ребенка, ставшего жертвой инцеста, пробудит цепенящий ужас.
Когда инцест носит продолжительный характер, ребенок реагирует на него привычным замиранием в состоянии иммобилизации. Тем не менее, у детей, которым угрожают, иммобилизация становится дисфункциональным симптомом их травмы. Дети становятся жертвами и в психологическом, и в физиологическом отношениях, и это состояние они проносят через всю свою жизнь. Они будут не в состоянии совершить полноценный переход от иммобилизации назад, к возможности активного бегства, не зависимо от ситуации, в которой они себя ощущают. Они настолько отождествляются с беспомощностью и позором, что у них буквально не остается никаких ресурсов для того, чтобы защитить себя в момент нападения или подвергаясь давлению.
Все люди, которые испытывают повторяющиеся потрясения, начинают отождествлять себя с состоянием тревоги и беспомощности. Сверх того, они привносят эту беспомощность во множество других ситуаций, воспринимаемых ими в качестве угрозы. Они принимают «решение» о том, что они здесь бессильны, и продолжают множеством разных способов доказывать эту жертвенность самим себе и другим людям. Они отдаются во власть чувству беспомощности даже в тех ситуациях, когда у них есть ресурсы, чтобы справиться с ними. Иногда (притом, что известно как контрфобическая реакция), они могут попытаться опровергнуть то, что им не нравится в самих себе, намеренно провоцируя опасность. В обоих случаях они ведут себя как жертвы, и их поведение способствует дальнейшей жертвенности (виктимизации).

Профессиональные преступники говорят об использовании языка тела при выборе своей жертвы. Опыт научил их, что определенные люди не будут защищать себя так же хорошо, как другие. Они отыскивают сигналы, выдающие их потенциальную жертву, проявляющиеся в скованных, не скоординированных движениях и в дезориентированном поведении.

Последний виток
По мере того, как симптомы травмы все больше усложняются, их паутина начинает охватывать все аспекты переживаний пострадавшего человека. Эти симптомы имеют физиологическое основание, но к тому времени, как их развитие дойдет до последнего витка своей нисходящей спирали, они будут уже не только воздействовать, но и фактически управлять также и психическими аспектами наших переживаний. Больше всего здесь пугает то, что немалая доля этого воздействия останется неосознанной.
Воздействие травмы может быть не вполне осознанным, но оно, без сомнения, полностью активно. Травма хитрым способом вносит свой вклад в мотивы и побуждения нашего поведения. Это означает, что человек, которого ударили в детстве, став взрослым, будет чувствовать себя вынужденным ударять других. Энергия, стоящая за его потребностью атаковать, является ничем иным, как энергией, которая удерживается в его травматических симптомах. Это неосознанную навязчивость можно преодолеть только сильными волевыми действиями, до тех пор, пока энергия не разрядится.
Феномен, вызывающий повторение прошлых травматических событий, называется повторным проигрыванием (re-enactment). Это тот симптом, который доминирует на последнем витке нисходящей спирали в развитии травматических cимптомов. Повторное проигрывание непреодолимо, таинственно и разрушительно для нас как личностей, общества и мирового сообщества.




Часть III. Трансформация

13. Программа повторения


Повторное проигрывание
Это слишком слабо удивляет нас.
— Зигмунд Фрейд Внутренний импульс завершить и исцелить травму так же силен и настойчив, как и симптомы, которые он создает. Побуждение разрешить травму через повторное проигрывание может быть навязчивым и сильным. Мы запутанным образом втягиваемся в ситуации, которые имитируют первоначальную травму как явным, так и неявным образом. Проститутка или стриптизерша, в прошлом, будучи ребенком, испытавшая сексуальное насилие, — довольно распространенный пример. Мы можем обнаружить, что ощущаем на себе воздействие травмы либо через физические симптомы, либо через сформировавшееся взаимодействие с внешним окружением. Воспроизведения травмы могут разыгрываться в близких отношениях, рабочих ситуациях, повторяющихся несчастных случаях или неудачах и в других событиях, кажущихся случайными. Так же они могут проявляться в форме телесных симптомов или психосоматических заболеваний. Дети, которые испытали травматические переживания, часто неоднократно воссоздают их во время игры. Взрослые, находясь на более высокой ступени развития, будут повторно совершать травмы в своей повседневной жизни. Механизм остается тем же, независимо от возраста человека.
С точки зрения биологического подхода, поведение, которое является настолько же сильным и непреодолимым, как повторное проигрывание, попадает в категорию «стратегий выживания». Это означает, что эти способы поведения были отобраны потому, что исторически они благоприятствовали выживанию вида. В чем же тогда, с точки зрения выживания, состоит ценность этих часто опасных повторных проигрываний, которые приносят неприятности такому множеству травмированных людей и сообществ?
Когда дело доходит до знаний, необходимых для выживания, мы должны быстро и эффективно узнать все об окружающей среде и из нее. Крайне необходимо, чтобы желание учиться и снова учиться было непреодолимым. В мире дикой природы первые попытки молодого животного спастись бегством часто являются «везением новичка». Оно должно развить то поведение, которое усилит вероятность спасения, и поэтому период обучения является быстрым и интенсивным.
Чтобы улучшить процесс обучения, животные, я полагаю, «повторно просматривают» каждое близкое столкновение и практикуют возможные пути бегства после того, как энергия возбуждения, мобилизованная для выживания, получает разрядку. Я видел пример подобного поведения на канале «Дискавери» («Discovery Channel»). Три детеныша гепарда едва спаслись от преследующей их львицы, быстро изменив направление движения и забравшись высоко на дерево. После того, как львица удалилась, детеныши слезли вниз и начали играть. Каждый детеныш по очереди играл роль львицы, в то время как остальные два разыгрывали разные маневры спасения. Они крутились взад и вперед, а затем стремительно взлетали на дерево, и это продолжалось до тех пор, пока не вернулась их мать из своей охотничьей экспедиции. И тогда они стали с гордостью расхаживать вокруг своей мамы, сообщая ей о славном избавлении от мощных челюстей смерти.
Я уверен, что биологический корень повторного проигрывания проявляется в этой «второй фазе» процесса нормализации — «игривой» тренировке защитных стратегий. Как может этот врожденный, игровой механизм выживания перерасти в зачастую трагическое, патологическое и насильственное травматическое повторное проигрывание? Найти ответ на этот вопрос очень важно для нас — не только для отдельных пострадавших от травмы людей, но и для общества в целом. Большая часть насилия, которое заполонило человечество, является прямым или косвенным результатом не разрешившейся травмы, которая проигрывается вовне в повторяющихся неудачных попытках восстановить ощущение собственных возможностей.
Детеныши гепарда разрядили большую часть той интенсивной энергии выживания, которую они мобилизовали в ходе своего успешного бегства от львицы (первая фаза). После бегства они выглядели развеселившимися. А затем они вошли во вторую фазу — они начали «игриво» просматривать заново тот опыт, который обеспечил им превосходство и, возможно, чувство гордости и ощущение своей силы.
Давайте посмотрим на сценарий, более свойственный человеку: вы ведете машину и вдруг видите другой автомобиль, который едет прямо на вас. Ваше тело инстинктивно мобилизуется для того, чтобы защитить себя. В то время, как вы маневрируете, чтобы избежать повреждений, вы чувствуете интенсивную разрядку энергии. Вы замечаете, что эта машина — Меркъюри Кугуар. Вы чувствуете воодушевление от своего успешного избавления. Вы подъезжаете к обочине и замечаете, что, хотя вы и разрядили большое количество энергии, вы все еще чувствуете себя в какой-то степени активированным. Вы фокусируете своё осознавание на телесно ощущаемом чувствовании и замечаете минутное подрагивание ваших челюстей и таза, которое распространяется по вашему телу. Вы чувствуете тепло и покалывание в руках и ладонях, по мере того как разряжается энергия. Чувствуя себя спокойнее теперь, вы начинаете заново просматривать это событие. Вы «отыгрываете» различные сценарии этой ситуации и решаете, что ваша защитная стратегия, хотя и принесла вам успех, но могла быть выполнена и по-другому. Вы берете эти альтернативы на заметку и начинаете расслабляться. Вы едете домой и рассказываете своей семье о том, что произошло. В вашем поведении чувствуется гордость, и вы чувствуете прилив сил, вновь рассказывая о происшествии. Ваша семья поддерживает вас, они рады, что вы в безопасности. Вас глубоко трогает их забота, вы чувствуете их гостеприимные объятия. Внезапно вы ощущаете усталость и решаете вздремнуть перед ужином. Вы спокойны и расслаблены, и мгновенно отключаетесь. Проснувшись, вы. чувствуете себя обновленным. Событие отошло в прошлое, а вы готовы вступить в жизнь со своим обычным ощущением себя.
К сожалению, люди часто не полностью разряжают огромное количество энергии, мобилизованной, чтобы защитить себя. Таким образом, когда они входят во вторую фазу, они повторно просматривают происшедшее событие, но остаются в состоянии высокого возбуждения. Этот повышенный энергетический уровень не позволит «игровому» просмотру осуществиться. Вместо этого они могут переживать зачастую пугающие и навязчивые наплывы картин прошлого, что близко к оживлению этого события. В шестнадцатой главе, которая посвящена сценариям исцеления от несчастного случая описана наиболее распространенная реакция на эту неполную разрядку. Большинство людей пытается контролировать свою неразряженную энергию выживания путем интернализации (internalizing), направляя ее внутрь. И хотя этот подход социально больше принят, он является не менее насильственным, чем «отыгрывание вовне» (acting out). Он также не является более эффективным, когда мы имеем дело с сильно заряженной активацией. Нам важно понимать, что стратегия интернализации инстинктивных защитных действий является формой повторного проигрывания — возможно, оно могло бы носить название «отыгрывания внутри» (acting in). Обращать насилие на себя — это тот метод, который, по некоторым причинам, предпочитает наша культура. Очевидно, что легче поддерживать ту социальную структуру, которая выглядит так, будто контролирует сама себя. Однако я думаю, что есть другая, более непреодолимая причина — интернализируя свою естественную склонность разрешать угрожающие жизни события, мы отрицаем даже то, что эта потребность существует — она остается скрытой. Одна из положительных сторон в недавней эскалации жестоких «отыгрываний вовне» состоит в том, что она побуждает нас прямо посмотреть в лицо фактам, говорящим, что посттравматический стресс, независимо от того, проявляется ли он в «отыгрывании вовне» или в «отыгрывании внутри», значительно влияет на наше здоровье. Давайте посмотрим на сценарий «отыгрывания вовне»:
Ведя автомобиль, вы видите машину, идущую прямо на вас. Ваше тело моментально напрягается, а затем цепенеет, когда вы чувствуете панику. Вы берете себя в руки, смиряясь с неизбежным столкновением. Вы чувствуете, что потеряли контроль… затем, в последнюю долю секунды вы побеждаете панику и сворачиваете с пути приближающейся машины. Проезжая мимо нее, вы замечаете, что это — «Меркьюри Кугуар». Вы съезжаете к обочине и останавливаете машину. Ваше сердце бешено бьется, вы дышите с трудом. Пытаясь вновь обрести контроль, вы испытываете мимолетный «скачок адреналина», за которым следует сильное ощущение большого возбуждения. Эта энергия пугает вас, вы чувствуете, что начинаете злиться. Злость помогает. Вы сосредоточиваете свою ярость на том идиоте, который чуть не убил вас. В то время, как сердце все еще бешено колотится, и мысли скачут, вы замечаете, что ваши руки, холодные, как лед, все еще приклеены к рулю. Вы представляете, как изо всех сил душите этого идиота. Вы все еще взвинчены, зрительные образы этого происшествия начинают мелькать у вас перед глазами. (Начинается вторая фаза, но вы все еще сильно заряжены). Паническое чувство возвращается снова, и ваше сердце бьется быстро. Вы теряете контроль и чувствуете, как злость возвращается к вам. Злость стала вашим другом — она помогает вам сохранить некоторое подобие контроля над происходящим.

Ваши мысли возвращаются к тому идиоту. Он испортил вам день. Вам интересно, происходит ли с ним сейчас то же самое, что и с вами. Вы сомневаетесь в этом, потому, что он совершенный идиот. Наверное, он просто весело поехал дальше, не обращая внимания на все, что произошла. Вам неприятна эта возможность, но вы начинаете думать, что это правда. Затем у вас появляется яркая картина — вы помните машину, это был желтый Кугуар. Ваша злость усиливается, когда машина встает у вас перед глазами. Вы ненавидите эту машину и ее водителя. Вы собираетесь преподать урок им обоим.
Вы едете по улице в поисках желтого кугуара. Вы замечаете его на стоянке. Ваше сердце бешено колотится, и возбуждение возрастает, когда вы сворачиваете на стоянку. Вы отомстите — справедливость восторжествует. Вы паркуете машину неподалеку, открываете свой багажник и достаете гаечный ключ. В приливе энергии вы направляетесь прямо к Кугуару и начинаете крушить ветровое стекло гаечным ключом. Вы бьете и бьете, снова и снова, пытаясь разрядить сильную энергию. Внезапно вы останавливаетесь и оглядываетесь вокруг. Люди пристально смотрят на вас, не веря своим глазам. Одни боятся вас, другие думают, что вырехнулись, третьи бросают на вас враждебные взгляды. На какую-то долю секунды вы думаете напасть на тех, враждебных. Они, наверное, друзья владельца Кугуара. Затем реальность доходит до вас. Вы осознаете, что наделали, и вас охватывает стыд. Стыд немедленно сменяется паникой. Вы нарушили закон, и полиция, наверное, уже едет сюда. Пора бежать. Вы бежите к своей машине, забираетесь в нее и едете прочь, оставляя позади запах жженой резины.
К тому времени, как вы приезжаете домой, стыд уже полностью овладевает вами. Семья рада вас видеть, но вы не можете рассказать им, что произошло. Они спрашивают, что случилось, но вы как-то отделываетесь от них. Временное облегчение от крушения ветрового стекла давно уже прошло. Оно снова сменилось паникой. Вы не можете оставаться дома. Вы садитесь в машину и едете, пытаясь успокоиться, но ничего у вас не получается. Вы говорите себе, что тот идиот заслужил то, что получил, но от этой мысли вам не легче. Вы решаете, что для расслабления вам требуется помощь, и направляетесь к ближайшему бару.
Очевидно, что эта реакция имеет очень небольшую ценность для выживания. Человек в вышеизложенном сценарии не мог разумно заново просмотреть это событие, находясь в состоянии сильного возбуждения. Вместо того, чтобы обрести новые силы, это состояние привело его к повторному проигрыванию, или «отыгрыванию вовне» своего биологического смятения, вместо того, чтобы разрядить энергию выживания и вернуться к нормальной жизнедеятельности. Важно удерживаться от осуждения этого конкретного типа реакции. Мы должны видеть ее такой, какая она есть на самом деле — неудачная попытка разрядить сильную энергию, мобилизованную на защиту от воспринимаемой угрозы жизни. Психиатр Джеймс Гиллиган в своей книге «Насилие» делает одно красноречивое утверждение: «… попытка достичь справедливости и отстоять ее, или исправить или предотвратить несправедливость, является одной единственной причиной насилия». (Курсив автора.) На эмоциональном и интеллектуальном уровнях понимание доктора Гиллигана глубоко и точно, но как же перевести это на биологический уровень инстинктивной деятельности? Я полагаю, что в бездумном мире телесно ощущаемого чувствования справедливость переживается как завершение. Без разрядки и завершения мы обречены на повторение трагического цикла воспроизведения насилия, как бы оно не проявлялось — через «отыгрывание вовне» или «отыгрывание внутри».
Унизительным является откровенное признание того факта, что значительная часть человеческих действий, совершаемых под влиянием состояния гипервозбуждения, обусловлены незавершенными реакциями на угрозу. Большая часть человечества кажется зачарованной, и даже загипнотизированной теми из нас, кто «отыгрывает вовне» наши поиски справедливости. Есть бесчисленное количество книг, подробно описывающих жизнь серийных убийц, и многие из которых стали бестселлерами. Тема справедливости и возмездия служит, возможно, темой значительного большего количества фильмов, чем любая другая тема.
В основе сильной привлекательности для нас тех, кто свои действия «отыгрывает вовне», лежит настойчивое стремление к завершению и разрешению — или к тому, что я называю «повторным преодолением» («re-negotiation») травмы. При повторном преодолении, повторяющийся цикл проигрывания (или воспроизведения) насилия трансформируется в исцеляющее событие. Трансформированный человек не чувствует потребности в мести или жестокости — стыд и обвинения растворяются в мощном пробуждении обновления и принятия самого себя (см. главу четырнадцать — «Трансформация»). К сожалению, в литературе и кино существует очень мало примеров этого явления. В фильме «Sling Blade» отражено много трансформационных качеств, присущих повторному преодолению травмы.
Наш земной «сценарий столкновений» гораздо в большей мере является частью повседневной жизни, чем материалом для создания фильма, и поэтому поражает сильнее. На стр. 133 книги «Насилие» Гиллиган пишет: «Если мы хотим понять природу того инцидента, который обычно вызывает самое сильное чувство позора и пробуждает самую крайнюю жестокость, то мы должны признать, что именно тривиальность этого инцидента делает его таким постыдным. Именно сила позора, как я уже говорил, делает этот инцидент столь продуктивным для насилия». Когда люди ошеломлены, потрясены и не могут защищаться, они часто чувствуют себя пристыженными. Когда они совершают насильственные действия, они ищут справедливости и мщения за тот стыд, который им пришлось испытать.
В седьмой главе мы обсуждали тот факт, что мозг человека имеет три интегральные системы: рептилиевую (инстинкты), млекопитающую (эмоции) и неокортекс (рациональную). Стыд — это эмоция, формируемая (млекопитающей) мозговой системой. Справедливость — это идея, формируемая неокортексом, но как насчет инстинктов? Моя точка зрения состоит в том, что если инстинктивное стремление разрядить интенсивную энергию выживания встречает препятствия, то деятельность остальных двух мозговых систем претерпевает глубокие изменения. Например, давайте посмотрим на упомянутый раньше сценарий «повторного проигрывания». Какой эффект произвела неразряженная энергия на эмоциональные и рациональные ответные реакции человека? Очень простой — эмоциональный мозг перевел эту энергию в злость. После этого «рациональный» мозг породил мысль о возмездии. Эти две взаимосвязанные системы делали все, что могли сделать в данных обстоятельствах. Однако, неспособность инстинктивно разрядить очень мощную биологическую энергию поставила их в такое положение, справиться с которым они не были приспособлены. Результатом этой попытки стало повторное проигрывание (re-enactment), а не повторное преодоление (renegotiation).
И хотя насильственное поведение может дать временное облегчение и усиление чувства «гордости», но без биологической разрядки не будет завершения. И в результате, цикл стыда и гнева снова возвращается. Нервная система остается высоко активированной, и это заставляет людей стремиться к единственному облегчению, которое им известно — еще большей жестокости. Травматическое событие не разрешилось, и люди продолжают вести себя так, как будто оно все еще происходит — так как, говоря биологически, и есть на самом деле — их нервная система все еще высоко активирована. Три маленьких детеныша гепарда, о которых говорилось ранее, знали, когда реальное событие закончилось. Но человек, с его абсолютно «превосходящим» интеллектом, часто не знает этого.
Пораженный тем, как всей своей жизнью люди, казалось бы, разыгрывают сюжеты своего раннего детства, Фрейд придумал новый термин «навязчивое повторение», чтобы описать поведение, эмоции и сны, которые кажутся разыгрыванием ранней травмы заново. Центральным для концепции Фрейда о навязчивом повторении было его наблюдение о том, что люди продолжают ставить себя в ситуации, странным образом напоминающие о первоначальной травме, для того, чтобы найти новые решения.

5 июля, 6:30 утра
Базел Ван дер Колк, исследователь-психиатр, внесший огромный вклад в области посттравматического стресса, приводит историю об одном ветеране, которая ярко иллюстрирует как опасные, так и повторяющиеся аспекты воспроизведения травмы в его движении к разрешению.
5 июля в конце 1980-х годов один человек вошел в ночной магазин. Было 6:30 утра. Держа в кармане палец, изображающий пистолет, он потребовал, чтобы кассир отдал ему содержимое кассового аппарата. Забрав около пяти долларов мелочью, мужчина вернулся в свою машину, где и оставался, пока не прибыла полиция. Когда она прибыла, молодой человек вышел из своей машины, снова держа палец в кармане, и объявил, что у него пистолет, и что никто не должен подходить к нему. К счастью, его не застрелили, и он был доставлен в тюрьму.
В полицейском участке офицер, проверявший данные об этом человеке, обнаружил, что за последние пятнадцать лет он совершил уже шесть так называемых «вооруженных ограблений». И все они произошли в 6:30 утра пятого июля! Узнав, что этот человек — ветеран вьетнамской войны, полиция предположила, что это происшествие — нечто большее, чем простое совпадение. Они отвезли его в ближайший специализированный госпиталь, где доктор Ван дер Колк получил возможность с ним побеседовать.
Ван дер Колк прямо спросил этого мужчину: «Что произошло с вами 5 июля в 6:30 утра?» Он сразу ответил на этот вопрос. Когда он был во Вьетнаме, его взвод попал в засаду вьетконговцев. Были убиты все, кроме него самого и его друга Джима. Это случилось четвертого июля. Стемнело, и вертолеты не могли их эвакуировать. Они провели ужасную ночь, спрятавшись в рисовом поле, окруженные вьетконговцами. Около 3:30 утра Джим был застрелен в грудь вьетконговс-кой пулей, он умер на руках своего друга в 6:30 утра 5 июля.

После возвращения в Соединенные Штаты, каждый раз 5 июля (если он не был в тюрьме) этот человек воспроизводил годовщину смерти своего друга. Во время сеанса терапии с доктором Ван дер Колком, ветеран испытал скорбь по своему потерянному другу. После этого он понял связь между смертью Джима и своим побуждением совершать эти ограбления. Как только он осознал свои чувства и ту роль, которую первоначальное событие играло в приведении в действие его навязчивости, этот человек смог прекратить повторное проигрывание этого трагического события.
Какая же связь была между этими ограблениями и тем, что он пережил во Вьетнаме? Инсценируя «ограбления», этот человек воссоздавал ту перестрелку, которая окончилась гибелью его друга (а также всего остального взвода). Провоцируя полицию присоединиться к этому повторному проигрыванию, ветеран собрал состав исполнителей, необходимый, чтобы сыграть роль вьетконговцев. Он не хотел никому причинить вреда, поэтому вместо пистолета он использовал свои пальцы. Затем он доводил ситуацию до кульминации, и оказывался в состоянии вызвать необходимую ему помощь в исцелении своих психических ран. Получив ее, он мог разрешить свою злость, скорбь и чувство вины, связанные с жестокой смертью его друга и с ужасами войны.
Если мы посмотрим на поведение этого человека, не зная ничего о его прошлом, то мы можем подумать, что он сошел с ума. Однако, получив немного дополнительной информации, можно понять, что его действия были блестящей попыткой устранить глубокий эмоциональный шрам. Его повторное проигрывание снова и снова ставило его на самый край, до тех пор, пока он не смог, в конце концов, освободиться от кошмара войны, овладевшего им.
Во многих так называемых примитивных культурах естественность эмоциональных и душевных ран этого человека была бы открыто признана всем племенем. Он получил бы поддержку и поощрение поделиться своей болью с другими. Целительный ритуал проводился бы в присутствии всей деревни. С помощь людей человек смог бы воссоединиться со своим утерянным духом. После этого очищения было бы радостное торжество, где этого человека приветствовали бы, как героя.

Жизненная роль осознавания
Связь между повторным проигрыванием и первоначальной ситуацией может и не быть такой очевидной. Травмированный человек может ассоциировать травматическое событие с другой ситуацией и повторять эту ситуацию вместо исходной. Периодически повторяющиеся несчастные случаи являются одним из распространенных проявлений этого вида проигрывания, особенно если эти несчастные случаи в чем-то схожи между собой. В других случаях, человек может продолжать подвергать себя каким-то определенным ранениям. Растянутые лодыжки, вывихнутые колени, травмы шеи, спины и позвоночника, и даже множество так называемых психосоматических заболеваний являются распространенными примерами повторного проигрывания на физическом уровне.
Как правило, ни один из этих так называемых «несчастных случаев» не выглядит ничем другим, кроме как несчастным случаем. Ключ к идентификации их в качестве симптомов травмы, находится в том, как часто они повторяются и в частоте, с которой они происходят. Один молодой человек, подвергшийся сексуальному насилию в детстве, за три года попал в более дюжины серьезных автомобильных столкновений, врезаясь в машины сзади. (Ни в одной из этих «аварий» вина его не была очевидна). Частое повторное проигрывание — это самый интригующий и сложный симптом травмы. Этот феномен может быть привычкой-фикст (custom-fit) для человека, с начальным уровнем «схожести» между повторным проигрыванием и первоначальной ситуацией. В то время как некоторые элементы повторного проигрывания вполне понятны, другие, похоже, не поддаются рациональному объяснению.

Джек
Джек — это очень застенчивый и серьезный человек лет пятидесяти пяти, который живет на северо-западе. Он был сильно смущен той причиной, по которой он обратился ко мне. Однако под этим смущением лежало заполнявшее его чувство унижения и поражения. Прошлым летом, заводя свою лодку в док, он с шутливой гордостью объявил жене: «Ну, как, здорово у меня получается?» В следующий миг он, его жена и ребенок оказались лежащими на спине. Вот что произошло: пока он пришвартовывал лодку, одна из веревок попала в зажим (муфту) дросселя. Внезапно лодка накренилась вперед. (Левый мотор во время швартовки он поставил на нейтральную передачу). Джек и его семья были сбиты с ног. К счастью, никто серьезно не пострадал, но он врезался в другую лодку, что вызвало повреждения на 5000 долларов. К ушибу прибавилась обида, и совершенно униженный Джек вступил в словесную перепалку с владельцем пристани, когда тот (возможно, подумав, что Джек пьян) начал настаивать на том, чтобы пришвартовать лодку вместо него. Так как он был опытным лодочником и рос в семье моряков, то этот эпизод более чем выбил почву у него из-под ног. Джек должен был быть осторожнее и не оставлять мотор на холостом ходу во время швартовки.
При помощи телесно ощущаемого чувствования он может переживать, как держит веревку и ощущает, что она дергается, обжигая ему руки, непосредственно перед тем, как он падает на спину. Это вызывает в нем образ самого себя в возрасте пяти лет. Катаясь на лодке со своими родителями, он упал с трапа на спину. Почва ушла у него из — под ног, и он был страшно напуган, так как не мог дышать.
Исследуя это переживание, он живо ощущает свои сильные мускулы пятилетнего мальчика, при помощи которых он хватается за трап, гордо взбираясь по нему. Его родители, занятые чем-то другим, не видят, что он играет на трапе. Когда большая волна наклоняет лодку, Джек падает на спину. Дальше в унизительной серии хождений от одного врача к другому, каждому повторяется вся эта история.
Существует важная взаимосвязь между двумя этими событиями — падением в возрасте пяти лет и его недавним фиаско. В обоих случаях он с гордостью демонстрирует свою отвагу в действии. В обоих эпизодах он падает на спину, когда почва (в буквальном и эмоциональном смысле) выбита у него из-под ног. Лодка его отца называлась «Волнующее море». За неделю до несчастного случая Джек окрестил свою лодку «Волнующее море».

Паттерны шока
Когда Джек переименовал свою лодку в «Волнующее море», он, как и ветеран Вьетнама, подготовил почву для повторного проигрывания, которое произошло впоследствии. Случайные напоминания об инцидентах часто происходят прямо перед повторным проигрыванием. И, что еще более поразительно для стороннего наблюдателя, эти инциденты и их последующие воспроизведения могут определенно рассматриваться как относящиеся к первоначальной травме. Однако травмированный человек обычно не имеет об этом ни малейшего понятия.
Часто повторное проигрывание будет совпадать не с неосознанными случайными напоминаниями, а с годовщиной травматического события. Это может быть так, даже если сам человек сознательно не помнит, что событие вообще произошло! И даже для тех, кто помнит событие, связь между первоначальным переживанием и повторным проигрыванием, как правило, неосознанна. В самом деле, как мы убедимся позднее, недостаток сознательного осознавания (conscious awareness) играет ключевую роль в бесконечном продолжении этих часто причудливых возвратов.

Без осознавания у нас нет выбора
Попробуйте освободить свой двор от плюща, кустов ежевики или бамбука, просто срезав их у самой земли. Любой, кто пробовал это, знает, что сделать это невозможно. С некоторыми вещами можно справиться, лишь уничтожив их корни. Травма — одна из таких вещей. Когда происходят повторные проигрывания, мы часто рассматриваем результирующее поведение как «отыгрывание вовне» («acting out»). Эти слова хорошо подобраны. Оно называется «отыгрыванием вовне», потому что не является реальным. Что-то еще на самом деле лежит в его основе — что-то, что сам человек не осознает.
Как мы обсуждали ранее, отыгрывание вовне предоставляет организму временное облегчение. Действия сами по себе предоставляют выход для избыточной энергии, генерируемой постоянно действующим циклом возбуждения. Химические вещества, вырабатывающие адреналин, и наркотические эндорфины выпускаются в тело. В то же время организм в состоянии избежать переживания ошеломляющих эмоций и ощущений, которые могли бы сопровождать реальное событие. Отрицательная сторона состоит в том, что, следуя этим запрограммированным действиям, человек очень редко получает возможность испытать что-либо новое или оригинальное. Мало кто из разумных людей сделал бы выбор прожить свою жизнь в тисках травмы, постоянно отыгрывая вовне и оживляя вновь экстремальные переживания.

Повторное проигрывание против повторного преодоления
В основе любого повторного проигрывания всегда будут лежать неосознаваемые модели событий и убеждения, которые, по-видимому, имеют достаточную власть, чтобы создавать наши переживания согласно своим предписаниям. Это навязчивое повторение не является «преднамеренным» в обычном смысле. Преднамеренные действия обычно требуют некоторой сознательности, компонента, который не играет большой роли в повторном проигрывании. При проигрывании человеческий организм не полностью осознает побуждения и мотивы своего поведения, и, следовательно, он оперирует в режиме, который похож на режим рептилиевого мозга. Он просто делает то, что делает.
Повторное проигрывание представляет собой попытку организма завершить естественный цикл активации и дезактивации, который сопровождает реакцию на угрозу в животном мире. В мире животных активация часто разряжается через бегство или борьбу — или через другое активное поведение, которое приносит успешное завершение конфронтации, несущей потенциальную угрозу жизни. Если исходное событие требовало стратегии активного бегства, то повторные проигрывания, которые стремятся к тому же, не должны оказаться сюрпризом для нас.

Так как мы являемся людьми, мы подвержены травматизации в той степени, которая не присуща животным. Ключ к выходу из этого, на первый взгляд неразрешимого затруднения заключен в качестве, которое яснее всего отличает нас от животных — в нашей способности сознательно осознавать свое внутреннее переживание. Когда мы можем, как Джек, замедляться и переживать все элементы ощущения и чувства, которые сопровождают наши травматические паттерны, позволяя им завершиться до того, как мы продолжим движение, мы начинаем открывать и трансформировать те побуждения и мотивы, которые иначе вынудили бы нас вновь воспроизводить травматические события. Сознательная осознанность, достигаемая посредством телесно ощущаемого чувствования, обеспечивает нам мягкую энергетическую разрядку, настолько же эффективную, как и та, которую достигают животные посредством действия. Это и есть повторное преодоление.

В театре своего тела
Возбуждение становится хроническим в результате экстремальных ощущений и эмоций, имеющих внутренний источник. В этом и есть причина того, что травма может и должна быть преобразована через внутреннюю работу с ней. При повторном проигрывании весь мир может стать нашей сценой.
В ущерб себе, мы живем в культуре, которая не почитает внутренний мир. Во многих культурах внутренний мир мечтаний, чувств, образов и ощущений считается священным. Однако, большинство из нас осознают его существование лишь периферийно. У нас мало или вовсе нет опыта того, как находить свой путь в этом внутреннем ландшафте. Поэтому, когда наше переживание требует этого, мы оказываемся неподготовленными. Вместо того, чтобы умело преодолеть его, если мы вообще попытаемся сделать это, мы, скорее всего, будем повторно его проигрывать.
Однако, проявив терпение и внимание, те паттерны, которые направляют повторное проигрывание, могут быть демонтированы, чтобы мы снова получили доступ к бесконечным оттенкам чувств и поведенческих реакций, которые мы способны проявлять. Когда мы поймем, как травма начинается и развивается, мы должны научиться познавать себя посредством телесно ощущаемого чувствования. Вся информация, необходимая нам для того, чтобы начать повторное преодоление травмы, доступна для нас. Наши тела (инстинкты) расскажут нам, где находятся блоки, и когда мы движемся слишком быстро. Наш интеллект может сообщить нам, как регулировать переживания так, чтобы мы не были шокированы. Когда эти мозговые функции будут работать в единстве, мы сможем установить особые взаимоотношения между основным потоком наших внутренних переживаний и смятением травмы. Двигаясь медленно и на каждом шагу позволяя переживанию развернуться, мы сможем усвоить не ассимилированные аспекты травматического переживания до такой степени, что мы сможем их переносить.
В театре нашего тела травма может быть трансформирована. Раздробленные элементы, которые сохраняют травматические эмоции и поведения, могут быть завершены, интегрированы и снова могут образовать единое целое. Вместе с этой целостностью приходит ощущение владения собой и завершенности.

Постскриптум: как далеко во времени и пространстве?
Никакое обсуждение повторного проигрывания не было бы полным без признания, по крайней мере, одного интригующего аспекта травматического повторения, который не поддается объяснению. Конкретно, я имею в виду те воспроизведения травматических событий, которые могут быть прослежены в истории семьи на протяжении нескольких поколений.
Недавно в учебном классе меня попросили встретиться с молодой девушкой, «Келли», участвовавшей в крушении самолета в Сиу Сити (на котором основан сюжет фильма «Бесстрашные» («Fearless»)). Во время полета по маршруту Денвер — Чикаго в самолете взрывной волной был разрушен двигатель. Самолет накренился и стал отвесно падать вниз под таким острым углом, что штопор казался неизбежным. Удивительно, что пилот, Эл Хейнес, удержал самолет от вхождения в штопор и смог совершить аварийную посадку. При ударе об землю, самолет разбился на части. Куски горящего фюзеляжа разлетелись по соседним кукурузным полям. Это драматичное событие было запечатлено одним из самых известных видеографов-любителей нашего десятилетия. Келли спаслась: оказавшись запертой в разрушенной секции самолета, она выползла сквозь запутанный лабиринт металла и проводов к лучам света.
Во время нашей совместной работы, Келли медленно и постепенно заново преодолевала ужас крушения. Когда мы пошли к тем ее переживаниям, которые она испытала в момент удара, Келли услышала голоса своего отца и деда, которые кричали: «Не жди, иди сейчас же! Иди к свету. Выберись отсюда до вспышки». Она послушалась. Оба и отец, и дед Келли выжили в разных крушениях самолета. Оба мужчины еле-еле избежали смерти, покинув обломки сразу же, как только самолет ударился о землю.
Скорее всего, Келли слышала рассказы о том, что пережили ее отец и дед, и эти истории могли сильно помочь ей понять, что нужно сделать, когда самолет упал вниз. Но как насчет других ее переживаний? Крушения самолетов очень хорошо освещаются средствами массовой информации. Они часто затрагивают жизни сотен людей одновременно, но, в целом, не многие из нас имеют хотя бы одного родственника, который участвовал в крушении самолета, не говоря уже о трех. Далее следует рассмотреть природу этого события. Автомобильная авария довольно легко может быть приписана минутной неосознанности, даже та, в которой неосознающий человек, казалось бы, не виновен. Но далеко за пределы вероятного выходит предположение о том, что крушение самолета может произойти подобным образом.
Я слышал несколько историй такого рода, рассказанных клиентами и друзьями. На протяжении поколений происходят события, имеющие поразительно совпадающие элементы. В некоторых случаях эти совпадения могут быть, по меньшей мер, отчасти приписаны тому способу действия, который сформировался у детей под влиянием семейных мифов и паттернов. Другие совпадения (особенно когда в трагедию такой величины вовлечены большие группы людей) невозможно объяснить. Я оставляю дальнейшие комментарии Роду Серлингу, но все же удивляюсь, насколько далеко на самом деле простираются паттерны травматического шока.
Другим примером таинственных путей травматического проигрывания служит история Джессики. В возрасте двух лет она пережила свое первое крушение самолета. Пилот, ее отец, держал ее на руках и спустился вниз с дерева, на которое приземлился маленький самолет. Через двадцать пять лет, пролетая в девятистах милях от дома, Джессика и ее приятель попали в снежную бурю и врезались о дерево. Это дерево, как выяснилось, росло на другой стороне того самого холма, где она потерпела крушение, когда ей было два года! На нашем с ней сеансе она разрешила много глубоких чувств и реакций своего сложного и трудного детства. Означает ли это, что ей больше не нужны несчастные случаи, или то второе крушение в тот самый холм было чем угодно, только не случайным совпадением? Я не знаю и, надеюсь, никогда этого не узнаю; запишите это на счет таинства всего происходящего.

 



14. Трансформация


Причина, по которой мы духовно соединены одновременно и с адом, и с раем, состоит в том, чтобы сохранить нас свободными.
— Эммануил Шведенборг
Для того чтобы травмированный человек мог придти к полной и свободной жизни, облегчения его симптомов недостаточно — ему нужна трансформация. Когда мы успешно преодолеваем травму, в нашем существовании происходит фундаментальное изменение. Трансформация — это процесс изменения чего-либо в направлении к его полной противоположности. При трансформации от травматического состояния к спокойному, происходят фундаментальные изменения в нашей нервной системе, чувствах и восприятии, которые переживаются посредством телесно ощущаемого чувствования. Нервная система колеблется между неподвижностью и подвижностью, эмоции пульсируют между страхом и отвагой, а восприятие перемещается между узостью, ограниченностью и восприимчивостью.
Через трансформацию нервная система вновь обретает свою способность к саморегуляции. Наши эмоции начинают скорее воодушевлять нас, а не приводить в уныние. Они стимулируют в нас восхитительную способность летать и парить, давая нам более полное видение нашего места в природе. Наше восприятие расширяется, чтобы вместить в себя восприимчивость и принять то, что есть, без оценки. Мы в состоянии учиться на своем жизненном опыте. Не пытаясь прощать, мы понимаем, что нет никакой вины. Часто, когда мы становимся более жизнерадостными и непосредственными, мы обретаем более верное ощущение самих себя. Эта новая уверенность в себе позволяет нам расслабиться, наслаждаться и жить более полной жизнью. Мы приходим в большую гармонию с восторженными и страстными сторонами жизни.
Это — сильная метаморфоза, изменение, которое влияет на большинство базовых уровней нашего существа. Мы уже не будем смотреть на мир глазами, полными страха. И хотя наша планета может быть опасным местом, мы уже не будем страдать от постоянного страха, который порождает сверхбдительность — чувство, что везде таится опасность и часто случается самое худшее. Мы начинаем смотреть на жизнь с возрастающим чувством отваги и доверия. Мир становится местом, где плохое может произойти, но его возможно преодолеть. Доверие, занявшее место тревоги, формирует поле, на котором происходят все переживания. Трансформация проникает во все уголки нашей жизни, подобно тому, как однажды это сделало разрушающее воздействие травмы. Тим Кахилл, искатель приключений и писатель, формулирует это следующим образом: «Я подверг риску собственную жизнь, чтобы спасти свою душу» . При травме мы уже подвергли риску свою жизнь, но награда спасения у нас все еще впереди.

Два лица травмы

Куски горящего фюзеляжа устилают огромное кукурузное поле, изрезанное черной дорогой разрушения. В этой драматичной начальной сцене выдающегося фильма Питера Уэйра под названием «Бесстрашные» («Fearless»), Макс Клейн (роль которого исполняет Джеф Бриджес) только что пережил Крушение коммерческого самолета. Шатаясь, он идет среди гигантских стеблей кукурузы, с трудом держа младенца в одной руке, а другой — ведя за руку десятилетнего ребенка. Пока санитары и пожарники бегают вокруг, Макс ловит такси и просит отвезти их в мотель. В мрачном оцепенении он принимает душ. Стоя под струей воды, он ощупывает себя руками, чтобы удостовериться, что его тело все еще на месте. Он удивлен, когда обнаруживает глубокую рану у себя в боку. На следующее утро Макс, который страдал перед крушением фобией полетов, отказывается от предложения отправиться домой на поезде. Теперь этот экс-неврастеник самонадеянно решает лететь обратным рейсом в салоне первого класса.
Оказавшись дома, Макс теряет всякий интерес к земной реальности повседневной жизни. Он уходит из семьи и из мира материального, и вскоре с головой уходит в головокружительный роман со своей подругой, выжившей после катастрофы (ее играет Роузи Перес). Кардинально изменившись, он больше не боится смерти. Почитаемый героем теми, чьи жизни он спас, Макс — бесстрашный, вероятно, пережил трансформацию. Но так ли это?
В этом действительно сложном фильме представлены две стороны травмы. Жизнь Макса значительно изменилась под влиянием его героических действий перед лицом смерти. Однако он изменился одновременно в двух разных и противоречащих друг другу направлениях. С одной стороны, он, кажется, становится «трансцендентным» к обычному миру, и начинает вести «расширенное» (expanded) существование, полное восхитительной страсти. В то же время он становится «сжатым» (constricted) и больше уже не может примириться и жить своей нормальной жизнью. Его все сильнее затягивает спираль, которая постоянно сжимается и буквально закручивает его в штопор угрожающих жизни повторных проигрываний травмы. В дикой попытке исцелить свою новую возлюбленную, он чуть не убивает их обоих. В конце концов, благодаря ее любви и состраданию, Макс освобождается от своих «мессианских» иллюзий и противостоит своему ужасу и отчаянной нужде в спасении.
Каждая травма предоставляет возможность для подлинной трансформации. Травма усиливает и пробуждает расширение и сжатие духа, тела и души. То, как мы реагируем на травматическое событие, определяет, станет ли травма жестокой и карающей Медузой, которая обратит нас в камень, или она будет для нас духовным учителем, который поведет нас по множеству дорог, не отмеченных на карте. В греческом мифе кровь из мертвого тела Медузы была собрана в две бутылочки: в одной бутылочке была сила, способная убить, а в другой — была сила воскрешать. Травма может похитить нашу жизненную энергию и разрушить всю нашу жизнь, если мы позволим ей сделать это. Однако мы можем также использовать ее для мощного самообновления и трансформации. Травма, если она разрешена, является благословением высшей силы.

Рай, ад и исцеление: золотая середина
Великий путь не труден для того, у кого нет предпочтений; но стоит вам провести малейшее различие, и Рай и Ад станут бесконечно далеки друг от друга.
— Шин Шин Минг (Форрест Гамп третьего века) В фильме «Бесстрашные» Макс колеблется между райским восторгом и адским кошмаром в постоянно сужающемся водовороте энергии. Эти колебания между крайними полярностями рая и ада порождает ритм, необходимый для трансформации травмы. В конце концов, уступая своей потребности в спасении, Макс доходит до самого порога смерти. И хотя ему повезло, и он смог трансформировать свою травму, не погибнув и не сойдя с ума, существуют менее жесткие, более надежные методы, пригодные для трансформации.
Соматическое переживание — v один из таких методов. Он позволяет нам постепенно выстроить мост над пропастью, которая разделяет «рай» и «ад», и объединить эти две полярности. С физиологической точки зрения рай — это расширение, а ад — это сжатие. При их постепенном слиянии травма мягко исцеляется.
Организмы развили в себе утонченные процессы исцеления от воздействий травмы. Эти приемы включают в себя способность объединять, интегрировать и трансформировать полярности расширения и сжатия. Если эти полярности интегрируются постепенным образом, тогда травма может быть благополучно исцелена. В случае физической травмы, работа врача состоит в том, чтобы помочь исцелению (промыть рану, защитить ее повязкой или гипсом и т. д.). Гипс не исцеляет сломанную кость; он лишь предоставляет физический механизм поддержки, который позволяет кости начать и завершить свои собственные разумные целительные процессы. Подобным же образом, при интегрировании психических полярностей расширения и сжатия, телесно ощущаемое чувствование поддерживает нас в совершении чуда трансформации.

Пусть поток течет — повторное преодоление
Все течет, то внутрь, то наружу; все имеет свои приливы и отливы; все поднимается и опускается; качание маятника явно во всем; как он качнулся направо, так он качнется и налево; ритм уравновешивает все.
— Кибалион Наша жизнь подобна реке. Потоки наших переживаний текут во времени с периодичными циклами спокойствия, беспокойства и интеграции. Наши тела — это берега реки, которые сохраняют нашу жизненную энергию и удерживают ее, в то же время позволяя ей свободно течь между берегами. Именно этот защитный береговой барьер позволяет нам безопасно переживать свое ощущение внутреннего движения и изменения. Фрейд в 1914 году определил травму «… как прорыв в защитном барьере от внешних стимулов, ведущий к чувству подавляющей беспомощности» .
Если воспользоваться аналогией с рекой, то шоковая травма может быть изображена в виде внешней силы, которая прорывает защитный контейнер (берега) наших переживаний. Этот прорыв создает впоследствии турбулентный водоворот. Вместе с прорывом, происходит стремительный выброс жизненной энергии, который создает травматическую воронку. Эта воронка существует вне берегов жизненного течения наших нормальных переживаний (Рис. 2). Травмированные люди, как правило, или оказываются затянутыми в травматическую воронку, или полностью избегают прорыва в барьере, оставаясь дистанцированными от области, где произошел этот прорыв (травма).

Библиотека портала. Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2
Мы приводим в действие и оживляем наши травмы, когда нас затягивает травматическая воронка, тем самым, открывая возможность чрезмерного наплыва эмоций и повторной травматизации. Избегая воронки травмы, мы сжимаемся и становимся испуганными. Мы не позволяем себе в полной мере переживать то, каковы мы внутри, или того, что происходит снаружи. Эта отщепленная воронка всасывает в себя большое количество нашей жизненной энергии, уменьшая силу основного потока.
Слава Богу, природа реагирует на это тем, что немедленно создает противоположную воронку — исцеляющую воронку, — чтобы уравновесить силу травматической воронки. Эта уравновешивающая сила тотчас начинает вращаться в направлении, противоположном направлению воронки травмы. Эта новая воронка находится «между» берегов основного потока переживаний (Рис. 3).

Библиотека портала. Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2
С возникновением этой исцеляющей воронки наш выбор больше не ограничен оживлением наших травм или их избеганием.
Теперь возникает третья альтернатива — та, которую я называю «повторным преодолением». При преодолении травмы, мы начинаем исправлять поврежденный берег, двигаясь кругами по периферии исцеляющей и травматической воронок, постепенно приближаясь к их центрам. Сначала мы испытываем вибрацию (шаткие колебания), созданные этими двумя противоположными силами, ощущая турбулентность между ними. Затем, медленно и ритмично, мы продвигаемся вперед-назад, от одной воронки к другой, описывая фигуру в виде восьмерки. Начав свое движение с исцеляющей воронки, мы получаем поддержку и ресурсы, необходимые нам для того, чтобы успешно преодолеть травматическую воронку. Двигаясь между этими воронками, мы высвобождаем крепко связанную энергию, заключенную в их ядрах — так, как будто они были раскручены. Мы движемся по направлению к их центрам, и их энергии высвобождаются, воронки разрушаются, растворяются и снова интегрируются в основное течение. Это и есть повторное преодоление (Рис. 4).

Библиотека портала. Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2


Маргарет
Маргарет — это моя клиентка, которая от природы имеет достаточно тесную связь с телесно ощущаемым чувствованием, и поэтому она не подвергает цензуре и не прерывает процесс исцеления, если он начался. Она — врач средних лет; в течение многих лет она испытывает периодически повторяющиеся симптомы, такие, как боль в области шеи и спазмы внизу живота, причину которых найти не удалось, несмотря на обширные исследования и лечение, которое так и осталось безуспешным.
В начале нашего сеанса Маргарет говорит мне, что чувствует асимметричное напряжение в области шеи. Я побуждаю ее понаблюдать за этим ощущением. Когда она концентрируется на этом напряжении, ее голова начинает чуть заметно поворачиваться (реакция ориентировки) влево. Через несколько минут ее ноги начинают слегка дрожать (разрядка). Она чувствует удовольствие от этого облегчения, но вдруг вздрагивает, испугавшись возникшего перед ней образа мужского лица. После прохождения через серию неприятных телесных ощущений и волн эмоций, другие образы начинают разворачиваться перед ней: она «вспоминает», как (в возрасте пяти лет) мужчина привязал ее к дереву, сорвал с нее одежду, ударил ее и засунул ей палку во влагалище. Вновь Маргарет испытывает наплыв эмоций, но сохраняет связь со своими физическими ощущениями. В следующий момент она ощущает себя лежащей на куче листьев. Она чувствует себя возбужденной, но пока еще спокойной.

Внезапно она видит яркий и отчетливый образ мужского лица. Оно красное и перекошенное. Капли пота стекают у него со лба. Затем, безо всякого перерыва, Маргарет снова переходит к описанию осенней листвы, лежащей на земле. Листья окружают ее со всех сторон. Она рассказывает о том, как резвится среди листьев и ощущает, как они хрустят. Она в восторге. В своем следующем образе она снова привязана к дереву. Она видит мужчину, ширинка у него расстегнута, и его пенис свисает наружу. Ножом он распарывает у кролика брюхо и кричит ей, что убьет и ее, если она кому-нибудь расскажет об этом. Она испытывает ощущение, что «ее голова сходит сума изнутри». Затем она — уже в объятиях своей бабушки, рассказывает ей о том, что случилось. Слезы текут у Маргарет из глаз, когда она рассказывает, глубоко чувствуя успокоение. В следующей сцене она снова катается в куче листьев. Она смеется и перекатывается с боку на бок, обняв себя руками.
Напряжение, которое Маргарет чувствовала в своей шее, исчезло после этой сессии. Мы еще несколько раз поработали вместе, и она смогла устранить и симптомы в области живота. И важнее всего — то, что она описала, как новый, симптом в своей жизни — радость!

Что же произошло на самом деле?
В случае с Маргарет, независимые друг от друга сообщения о происшествии (включая медицинские свидетельства и материалы полиции) подтверждают основные данные этой истории. Однако поразительная истина состоит в том, что после того, как я помогал тысячам клиентов следовать своему телесно ощущаемому чувствованию, я могу без колебаний утверждать, что была ли история Маргарет полностью достоверной или «сфабрикованной» от начала до конца, не имеет ровным счетом никакого значения с точки зрения исцеления ее травматических симптомов.
Потому ли Маргарет прошла через свои травматические симптомы, что вернулась в прошлое и в буквальном смысле «оживила» те переживания, которые она испытала, будучи ребенком? Или она пережила это, как взрослый человек, и ее организм творческим образом вызвал в памяти фрагменты нескольких различных событий, абсолютно несопоставимых друг с другом точек времени и пространства, чтобы поддержать исцеляющий процесс? Для того чтобы первое объяснение было верным, мужчина должен был бы развязать ее, дать ей немного поиграть в осенней листве, а затем снова привязать ее к дереву — вторично. Это, конечно же, возможно. Но стала бы она на самом деле резвиться в подобной ситуации? Это мало вероятно. Вероятнее всего, что она играла в листве в какое-то другое время, и вызвала этот образ как ресурс, который должен был помочь усилить ее ис-целяющую воронку.
А как насчет образа мужчины со свисающим наружу пенисом, который последовал сразу после сцены, в которой он потрошит кролика и кричит на нее? Выглядит ли он, как точное изложение событий? Если так, то где этот мужчина взял кролика? Снова хочу сказать, что это описание может быть точным изложением того, что произошло. Однако, возможны и другие толкования.
Тот человек мог сказать ей, что выпотрошит ее, как кролика. Или, в какой-то другой момент, она могла быть напугана, увидев или даже прочитав о том, как потрошат кролика. Ее процесс чувствования ощущения мог предложить этот образ в качестве метафоры того, что она чувствовала. Этот образ, определенно, передает то чувство ужаса, которое мог переживать маленький ребенок в подобной ситуации.
В действительности произошло то, что Маргарет, будучи уже взрослой женщиной, смогла следовать творческим велениям своего организма. Ее сознание перемещалось между образами, которые пробудили в ней ужас, пережитый ею в детстве (травматическая воронка), и другими образам, которые позволили ей расшириться (expand) и исцелиться (исцеляющая воронка). Сохраняя связь с ощущениями, которые сопровождали эти образы, Маргарет дала своему организму возможность пережить ритмическую пульсацию между этими воронками, и это помогло ей синтезировать новую реальность во время разрядки и исцеления ее травматической реакции. С помощью направляющих языков телесно ощущаемого чувствования Маргарет смогла преодолеть тот ужас, который продолжал существовать в ее шее и животе даже десятки лет спустя после того ужасающего происшествия. Процесс исцеления управлялся трансформационными отношениями между исцеляющей и травматической воронками.
Прежде чем обучиться следовать путям телесно ощущаемого чувствования, большинство людей реагирует на появление исцеляющей воронки и тех положительных ощущений, которые приходят вместе с ней, давая им решительный отпор или игнорируя их — избегая их. Исцеляющие образы могут привести нас в замешательство, если мы фиксированы на образах, внушающих нам страх. В своем усердном стремлении восстановить как можно больше «воспоминаний» о том, что произошло, мы подавляем расширение, в котором так отчаянно нуждается наша нервная система, и с головой ныряем в травматическую воронку. Секрет исцеления Маргарет заключался в том, что она не стала этого делать. Когда пришел зрительный образ листвы, она целиком и полностью последовала за связанными с ним чувствами и ушла прочь от ужасных переживаний того, что ее привязали к дереву и терроризировали. Листья (ассоциированные с исцеляющей воронкой) позволили ей прямо взглянуть на самые глубинные области ее травмы и не стать при этом раздавленной и потрясенной. И в результате она трансформировала саму себя в более интегрированную и наполненную ресурсами личность.

Повторное преодоление и повторное проигрывание
Примерно за пять месяцев до прибытия на Юпитер, зонд Галилея должен отделиться от корабля-носителя. Этот маневр должен быть нацелен именно на зонд, так как у него нет ни навигационной, ни двигательной системы. Двигаясь к планете с быстротой, способной переместить его от Лос-Анджелеса до Вашингтона за 90 секунд, при неправильном вхождении он может быть унесен в открытый космос, минуя край атмосферы Юпитера, или сгореть дотла (если он войдет в атмосферу слишком прямо).
Научный раздел, International Herald Tribune, 12 октября 1989 г., автор — Кэти Сойер. Трансформация травмы — это не механический ритуал, исполнив который, травмированные люди могут откинуться на спинку кресла и самодовольно ожидать результатов. Не существует никакой волшебной пилюли. Трансформация требует готовности бросить вызов вашим базовым убеждениям о том, кем вы являетесь. Мы должны обладать верой, чтобы доверять своим реакциям и ощущениям, которые мы не в состоянии понять до конца, и мы должны быть готовы чувствовать себя, двигаясь в гармонии с примитивными, естественными законами, которые примут на себя руководство и уравновесят наши, кажущиеся несовместимыми, восприятия. Травмированные люди должны отпустить все свои верования и предубеждения для того, чтобы совершить обратный путь к здоровью. Помните о том,' что это расставание никогда не происходит сразу.
Следующая диаграмма (Рис. 5) изображает вход человека в травматическое событие (катание на американских горках с вертикальной петлей). При повторном проигрывании мы входим в петлю, и когда начинаем переворачиваться вниз головой, мы удерживаемся, напрягая и сжимая все свое тело. Мы не знаем о том, что центробежный закон физики предотвратит наше падение, и мы не убьемся и не поранимся. При повторном проигрывании мы можем испытывать ужас и/или радостное волнение, что пережили это. Мы также можем стать зависимыми от этого чувства облегчения и восторга, которое приходит, когда мы противостоим самым глубоким своим страхам. Однако мы не сможем научиться истинному владению собой и смирению, которое приходит, когда наша травма трансформируется.

Библиотека портала. Питер Левин. Пробуждение тигра — исцеление травмы. Часть 2
При повторном преодолении мы постепенно приходим к пониманию этих законов и сил, для того, чтобы мы могли научиться доверять им и уступать им. Мы можем испытывать возбуждение, и в то же время не быть напряженными или напуганными. Мы в состоянии обрести истинное чувство владения собой.
В соматическом переживании, повторное преодоление вращается вокруг обучения ощущать естественные восстановительные законы организма. Мариус (глава 9) и Маргарет (эта глава) переживали свои ощущения, проходя по петле травматической и исцеляющей воронок. Уступая естественным законам, они обрели мастерство. Силы, которыми они научились владеть, являются центробежными — как и те силы, которые возникают при движении между исцеляющей и травматической воронками. Проходя через вибрацию и входя в исцеляющую воронку, а затем ритмично продвигаясь вперед и назад между ними, эти травмированные личности постепенно обретают уверенность в том, что их не засосет в черную дыру, не сожжет дотла и не унесет в открытый космос. Проигрывая свои переживания, Мариус и Маргарет могли бы узнать о том, что они в состоянии выжить. Однако они бы не научились тем новым реакциям, которые позволили бы им овладеть могучими силами, приведенными в движение травматическими событиями. Если мы правильно поставим начальные условия и выровняем свое положение (как зонд Галилея), то мы сможем довериться естественным законам, которые будут направлять нас на пути нашего исцеления.
Одним из самых глубоких и концептуально сложных аспектов исцеления травмы является понимание той роли, которую играет память. Многие из нас придерживаются ложного и ограниченного представления о том, что для того, чтобы исцелить свою травму, мы должны раскапывать ужасные воспоминания прошлого. То, что мы знаем наверняка, так это то, что мы чувствуем себя поврежденными, разбитыми, страдающими, униженными, несчастными и так далее. В попытке почувствовать себя лучше, мы ищем причину (или причины) своего несчастья, в надежде, что после их обнаружения мы сможем облегчить свои страдания.
Даже в том случае, если мы будем в состоянии вызван, в памяти достаточно достоверные «воспоминания» о событии, они не исцелят нас. Наоборот, эти излишние старания могут заставить нас воспроизвести свое переживание и снова окапаться затянутыми в травматическую воронку. Углубление и воспоминания может породить еще больше боли и страданий, одновременно с дальнейшим укреплением нашей застывшей неподвижности. Затем этот порочный цикл разрастается, по мере того, как мы вынуждены искать другие события («воспоминания»), которые могли бы объяснить наши дополнительные страдания. Насколько важны эти воспоминания?

Существует два вида памяти, имеющих отношение к травме. Первая ее форма в какой-то степени похожа на видеокамеру, которая последовательно записывает происходящие события. Она называется «эксплицитной» (сознательной) памятью и хранит такую информацию, как, например, о том, что вы делали на вечеринке в прошлую пятницу. Другая форма — это то, как человеческий организм формирует опыт проживания значимых событий — например, последовательность действий (или процедура) того, как нужно ездить па велосипеде. Этот форма памяти называется «имплицитной» (процедурной) и является неосознанной. Она имеет дело С теми вещами, о которых мы не думаем — наши тела просто делают это.
Во многих отношениях те образы «воспоминаний» травмированного человека, которые кажутся точными и определенными, бывает труднее всего отпустить. Это особенно верно в тех случаях, когда человек ранее пытался пройти через травматическую реакцию, используя формы психотерапии, которые побуждают к катарсису и эмоциональному возобновлению травматического события в качестве панацеи для выздоровления. Катарсис усиливает память, рассматривая ее как абсолютную истину, и тем самым невольно усиливает травматическую воронку. Неправильное понимание того, что такое память — это одно из заблуждений, которое служит препятствием для трансформационного процесса.

Что такое память?
Функция мозга состоит в том, чтобы выбирать из прошлого, умалять и упрощать его, но не хранить.
Генри Бергсон, «The Creative Mind», 1911 г. Бергсон на многие годы опередил свое время своим утверждением о том, что функция мозга состоит не в том, чтобы хранить прошлое. Многие теоретики высказывают нам идею о том, что утверждение «вы можете знать о том, что произошло, потому что вы помните это» является иллюзией, которая создана человеческой потребностью извлекать смысл из разнообразных элементов пережитого опыта. В книге «Изобретательность памяти» {«The invention of the memory») Израиль Розенфельд убедительно «прочесывает» поле сознательных переживаний и приходит к ряду потрясающих заключений — в частности, о том, что то представление о памяти, которое мы обычно имеем, не является адекватным и вводит нас в заблуждение. Он рассуждает о том, что «не существует фиксированных образов, на которые мы полагаемся, а есть образы воссозданные — воображаемые — прошлое, смоделированное соответствующим образом для настоящего». Джеральд Эдельман, который получил Нобелевскую премию за свои ранние работы в области иммунологии, уместно называет этот феномен — «Вспоминаемое настоящее». Эктер Эхсен в своей книге «Основные понятия эйдетической психотерапии» показывает, что креативность и статическая память являются полностью противоположными друг другу явлениями.
Вместо того чтобы записывать линейную последовательность событий, память, скорее, похожа на игру с «Мистером Картофельная Голова». В зависимости от того, как чувствует себя человек в данный момент времени, его разум выбирает те цвета, образы, звуки, запахи, интерпретации и реакции, которые обладают похожими оттенками возбуждения и чувства, и затем выдвигает их на первый план в различных сочетаниях, производя то, что мы называем памятью. В отношении выживания, память является особым видом восприятия; она является точным отпечатком события. В этом смысле память — процесс, посредством которого организм создает «гештальт» (функциональную единицу) опыта переживания. Этот гештальт может быть правдивым изображением реального события, или, с той же легкостью, он может быть выраженной совокупностью не связанных друг с другом данных из нескольких различных событий — другими словами, мозаикой. Именно поэтому свидетели часто дают удивительно различные описания одного и того же инцидента.

Мозг и память
В течение более чем ста лет ученые демонстрировали то, что мозг разделен на области, каждая из которых отвечает за разные чувства. В нем есть зрительные, слуховые, обонятельные, вкусовые, осязательные и другие центры. Превалирующая гипотеза состояла в том, что также в мозге должны быть специальные области, в которых записываются воспоминания в виде полных отпечатков событий, которые пережил человек. Давайте посмотрим на результаты пары экспериментов, которые подтверждают или опровергают достоверность этой теории.
Эксперименты Пенфилда над пациентами-эпилептиками. Большинство популярных мнений о том, что воспоминания оставляют фиксированный след у нас в мозгу возникли под сильным влиянием работы выдающегося канадского нейрохирурга Уилдера Пенфилда. В классических экспериментах, произведенных в 1930-х годах (описанных в книге «Тайны сознания») , Пенфилд использовал слабую точечную стимуляцию электрическим током для исследования мозга сотен взрослых людей, страдающих эпилепсией. Он хотел узнать, существуют ли области головного мозга, которые можно было бы удалить хирургическим путем (если они не были бы связаны с жизненно важными функциями), для того, чтобы устранить эпилептические припадки. Пенфилд сообщил, что «внезапно [его пациент]вспомнил все, что происходило в его сознании в течение более раннего периода времени. Это был поток прежнего сознания (память), который заструился снова… Иногда он сознавал все, что видел в тот момент… Все прекратилось, когда электрод был вынут…Это электрическое воспоминание под влиянием электрической стимуляции было совершенно беспорядочно… чаще всего событие не было ни важным, ни значительным». Пенфилд (и те, кто пошел по его следам) заключил, что он открыл существование постоянных воспоминаний, оставивших след в определенных областях мозга. До недавних времен ученые соглашались с этим заключением. Однако записки самого Пенфильда ясно дают понять, что большинство этих наплывов картин прошлого были больше похожи на сновидения, чем на воспоминания. Пациенты часто говорили такие слова: «Я продолжаю видеть сны… Я продолжаю видеть разные вещи… видеть сны о разных вещах». В добавление к этому, более чем из пятисот пациентов, которых изучал Пенфилд, только сорок (менее восьми процентов) рассказали о переживании каких-либо воспоминаний.
Эксперименты Лешли над крысами. Независимо от Пенфилда, примерно в то же время, когда он производил свои хирургические наблюдения, физиолог-экспериментатор Карл Лешли также попытался открыть области мозга, которые несли бы на себе отпечатки памяти. Лешли произвел большую серию довольно неприятных экспериментов, в ходе которых он обучал крыс находить дорогу сквозь лабиринт, а затем систематически отрезал части их мозга. Даже после того, как вся кора головного мозга была почти уничтожена, крысы все еще могли найти дорогу сквозь лабиринт. К величайшему удивлению Лешли, их память о лабиринте сохранялась до тех пор, пока у крыс не оставалось так мало мозга, что они не могли уже делать практически ничего. Лешли провел почти тридцать лет своей жизни, пытаясь отыскать то место в мозге, где размещается память. Но он так никогда и не нашел его.
Несмотря на затраты в сотни миллионов долларов и усилия самых ярких научных умов, так и не удалось найти какие-либо свидетельства о том, что целостная память, размещается в определенной области мозга. Это неожиданное открытие вызвало догадки и предположения относительно природы памяти. Новаторская работа под руководством Эдельмана, Розенфельда, Эхсена и других дала нам возможность иначе взглянуть на память. Идея о том, что память — это не точное записывающее устройство переворачивает наши привычные представления вверх ногами и задом наперед. Делая так, она дает передышку травмированным людям, которые попали в ловушку бесконечных однообразных усилий, пытаясь составить связный фильм о том, что с ними произошло.

Но это выглядит таким реальным!
Если воспоминания — это не буквальные записи событий, то почему же некоторые образы, созданные в периоды интенсивного возбуждения, выглядят такими реальными? Недавнее исследование предполагает, что реальность образа усиливается от интенсивности возбуждения, связанного с ним. Пьер Глур, хирург из Монреаля, работавший в том же городе, что и Пенфилд, только примерно через пятьдесят лет обнаружил, что те «воспоминания», о которых рассказывал Пенфилд, активизировались только тогда, когда электроды стимулировали одновременно и сенсорные области, и лим-бическую долю головного мозга. Лимбическая область мозга в значительной степени отвечает за чувства и эмоции. Глур и его коллеги заключили, что «некоторая аффективная (эмоциональная) или мотивационная значимость для восприятия может быть… предпосылкой для того, чтобы восприятие было сознательно пережито или воспроизведено в памяти, и может означать то, что все сознательно воспринятые события должны допускать некоторую степень эмоциональной насыщенности, какой бы незначительной она ни была». Другими словами, они заключили, что эмоции и чувства необходимы для того, чтобы переживать воспоминания.
В другом исследовании Вильям Грей обнаружил, что малолетние преступники (которых он пытался обучить новый способам поведения) производили реальные изменения только тогда, когда их восприятию сопутствовал эмоциональный оттенок. Иначе они «забывали» то, чему научились. Другие исследователи развили открытия Глура и Грея, и их выводы были в сущности такими же. Сопутствующая эмоция или чувство является необходимым предварительным условием для любого запомненного элемента переживания. Но что происходит, когда приходит крайнее возбуждение?
События, которые угрожают нашей жизни, стимулируют возбуждение. В ответ на это нервная система переходит в режим выживания и организму приходится принимать немедленное решение. Для того, чтобы справиться с этой задачей, он взвешивает детали сложившейся ситуации и переходит в режим исследования. Он сравнивает настоящее с прошлым в поиске той реакции, которая могла бы помочь разрешить создавшуюся дилемму. Записанные воспоминания оказались бы здесь бесполезны для нас, потому что нам не хватило бы времени просмотреть весь список. Нам нужно иметь полную картину немедленно.

Эти картины упорядочены по разным уровням возбуждения, активации, эмоции и реакции. Переживания нашего опыта категоризованы в соответствии с уровнем активации, на котором они происходили. Аналогией этого могла бы стать многоуровневая библиотека с несколькими рядами книжных полок. Нижние этажи содержали бы книги, относящиеся к низким уровням активации (возбуждения), а те, что на верхних этажах, относились бы к высшим уровням. Если мы представим, что эти книги содержат образы и реакции (связанные картины) соответствующего уровня или категории активации, то на каждом уровне находятся возможные, подходящие ресурсы и реакции, из которых мы можем выбирать. Когда нам нужна определенная реакция, мы не обыскиваем всю библиотеку; мы просматриваем те книги, которые находятся на соответствующем уровне активации.
Например, при идеальной адаптивной реакции на угрожающее жизни событие, нервная система ищет схожие по значимости образы и возможные реакции на соответствующем уровне активации и в соответственном контексте. Затем она делает выбор и действует в соответствии с ним. Она ищет, выбирает, а затем действует. Эта последовательность «угроза — возбуждение» должна включать в себя активную реакцию, иначе она станет оцепеневшей и не завершится.
Неадаптивная реакция на угрожающее жизни событие никогда не завершается сама собой. Примером этого является ситуация, когда нервная система беспрерывно и безуспешно ищет подходящие реакции. И когда ей не удается найти эту насущную информацию, эмоции гнева, ужаса и беспомощности усиливаются. Это усиление стимулирует дальнейшую активацию и вынуждает ее искать значимые образы. И так как найденные ею образы связаны с травматическими эмоциями, то сами образы могут вызвать дальнейшую активацию, не предоставив соответствующей реакции, чтобы завершить этот процесс. В свою очередь, еще более усилившееся возбуждение провоцирует еще более неистовые поиски любых значимых образов. В результате образуется непрерывная и постоянно возрастающая спираль поиска образов, сложенных на наших книжных полках. По мере того, как обостряются наши эмоции, мы все отчаяннее стремимся найти реакцию, соответствующую нашей ситуации, и начинаем неразборчиво выбирать любые образы или «воспоминания». Все выбранные нами образы относятся к похожим друг на друга эмоциональным состояниям высокого возбуждения, но они не обязательно полезны для нашего выживания в тот момент. Они служат топливом для «травматической воронки».
Любая эмоциональная активация, сцепленная с образом, создает переживание воспоминания. Когда человек в отчаянии выбирает образы, связанные со сходным эмоциональным оттенком, даже если они отличаются по своему содержанию, создается «воспоминание». Это воспоминание часто принимается за абсолютную правду о том, что произошло. Из-за высокого уровня эмоции, сопровождающей это переживание, травмированный человек верит, что это правда. А что если человек достигает этого высокого эмоционального уровня во время терапевтической сессии? Любое предложение или направляющий вопрос терапевта почти наверняка будет включен в эту усиливающуюся, сужающуюся версию переживания. Человек начнет принимать эту версию за абсолютную истину и крепко уцепится за эту эмоциональную правду. Воспоминания должны быть осмыслены и с относительной, и с абсолютной перспективы.
Если мы не вкладываемся в поиски буквальной истины, то мы остаемся свободными для того, чтобы пережить полное и благодатное исцеление, которое становится возмож-ным, благодаря ритмическому обмену между травматической и исцеляющей воронками, происходящему при повторном преодолении. Когда мы позволяем себе создать «воспоминание», которое не обязательно является буквальным, как сделали это Маргарет, Мариус и многие другие, мы даем себе разрешение на исцеление. Поскольку мы не имеем буквального, эмоционально ограниченного убеждения в «истине», мы обретаем благоприятную перспективу для своей собственной жизнеспособности, силы и изобретательности. Часто у нас появляется ощущение того, что могло произойти с нами в прошлом. Будет разумнее всего рассматривать эти «воспоминания» в перспективе, и не чувствовать себя вынужденными принимать их буквально, как правду. Мы можем воспринимать эти неясности своей истории, как сплав переживаний.
Помните, что большая часть памяти — это не последовательная и непрерывная запись чего-то, что в действительности произошло. Это — процесс сборки элементов нашего переживания в гармоничное и организованное целое. В добавление к этому, мы часто разделяем элементы травмирующего переживания на части, чтобы уменьшить интенсивность эмоций и ощущений. Вследствие этого, лишь отдельные части запомненного нами травматического события имеют вероятность быть полностью достоверными. В общем, полное «воспоминание» о травматическом переживании, вероятнее всего, будет объединением отдельных элементов множества переживаний. Элементы, которые попадают в эту «плавильную чашу», могут происходить из актуального переживания, испытанного людьми, и/или переживаний, которые они испытали, читая книги или газеты, слушая рассказы, видя сны, просматривая фильм, разговаривая с другом (или терапевтом) и так далее. Короче говоря, любые входные данные, сенсорные или информационные, которые имеют сходный эмоциональный или чувственный оттенок, могут быть призваны для создание «воспоминания». С точки зрения организма, все эти элементы переживания являются эквивалентными, если они несут в себе одинаковый тип возбуждения и эмоционального воздействия.
То, что пытается сообщить нам телесно ощущаемое чувствование, это — «Вот как я себя чувствую». Однако из-за того, что состояние возбуждения активирует интенсивную поисковую реакцию, человек, испытывающий возбуждение, предрасположен (правильно или неправильно) истолковывать любую подобную информацию как «причину» активации — другими словами, как подлинное воспоминание о событии. Из-за того, что эмоции, сопровождающие травму, настолько сильны, так называемые воспоминания могут показаться реальнее самой жизни. В добавление к этому, если присутствует давление со стороны членов группы или терапевтов, книг или других средств массовой информации, люди, переживающие эмоциональные страдания, ищут причину своих страданий и восприимчивы к выдуманным воспоминаниям такого рода. Именно так и могут возникать так называемые ложные воспоминания.
К сожалению, многие терапевты применяют техники интенсивного эмоционального высвобождения при работе с травматическими (или другими) симптомами. Это именно тот вид эмоционального давления, который может активировать состояния высокого возбуждения. Когда это происходит, мы видим появление коллажей, составленных из сильных переживаний, которые воспринимаются (по степени их интенсивности) как «настоящие» воспоминания. Не важно, являются ли эти воспоминания объективно точными. Первостепенную важность имеет то, обостряется или разрешается соответствующая им активация. Необходимо, чтобы неразряженная активация, блокированная в нервной системе, была разряжена. Эта трансформация не имеет никакого отношения к памяти. Она имеет дело с процессом завершения наших инстинктов выживания.
Некоторым людям трудно принять идею о том, что память не является непрерывной записью реальности. Эта мысль приводит их в замешательство. Наши воспоминания о том, где мы были и что сделали, вносят значительный вклад в наши сознательные и бессознательные представления о том, кем мы являемся. Многие люди рассматривают воспоминания как драгоценности, даже если они сознательно не признают их в качестве основы самой своей индивидуальности.
Когда мы воспринимаем память, как «неоднородную смесь» информации, образов и реакций, мы открываем дверь, ведущую к свободе. Фиксированное воспоминание буквально записанных событий часто ограничивает нас в определенных пределах. В известной степени, когда мы крепко цепляемся за какую-то конкретную версию памяти, то уже не можем делать то, что мы всегда делали в отношении нее. Проблема в том, что неразрешенная травма вынуждает нас повторять то, что мы делали раньше. Новые и творческие соединения возможностей не придут к нам легко. Ключ к трансформации травмы состоит в том, чтобы медленно продвигаться в направлении к гибкости и спонтанности.
Когда мы травмированы, возникает нарушение в том, как мы перерабатываем информацию. Организм становится неорганизованным и во многом теряет свою плавность и нормальную способность категоризировать информацию. Нормальная функция самоорганизации организма должна быть установлена заново. Если мы чувствуем в себе склонность к тому, чтобы сосредоточиться на воспоминаниях (даже если они по существу верные), нам важно понять, что этот выбор ослабит нашу способность выходить из наших травматических реакций. Трансформация требует изменений. Одной из вещей, которые должны измениться, являются наши взаимоотношения со своими «воспоминаниями».

Но я горжусь тем, что выжил
В прошлом нет будущего.
— Песня в стиле западного кантри Мы, пострадавшие от травмы, ищем воспоминаний о насилии, чтобы объяснить свои ощущения преследования и беспомощности. Мы также нуждаемся в том, чтобы гордиться тем, что нам удалось выжить. Быть в состоянии воскресить в памяти тот ужасный сценарий и знать, что вы выжили после всего этого, является важным элементом в построении самооценки. Но каким бы важным ни был этот элемент, он бледнеет рядом со здоровым ощущением завершения, владения собой и притока новых сил, которое приходит вместе с истинным исцелением и трансформацией. «Гордость выжившего» — это признак того, что здоровое функционирование пытается заявить о себе. Знание о том, что вы выжили, приятно, потому что оно дает возможность самоощущению сжатия (травмированности) насладиться ощущением некоторой силы и экспансии. Оно может дать нам источник собственной идентичности. Оно дает намек на завершение и может стать хорошим началом путешествия к исцелению.

Отказ от идеи о том, что воспоминания — это конкретное и точное воспроизведение реальных событий прошлого, не означает отказа от переживания экспансии и утверждения жизни, которое приходит во время путешествия по дороге выживания. Один из моих клиентов, прорабатывая насилие, совершенное над ним в детстве членами «районной» банды, так сказал об этом: «Мне больше не нужно оправдывать свои переживания воспоминаниями».
Чувства удовольствия и экспансии свидетельствуют о том, что организм движется по исцеляющей воронке. Ключ к тому, чтобы позволить исцеляющему водовороту поддержать процесс трансформации, заключается в способности отпустить предвзятые идеи о том, как событие «должно» вспоминаться. Другими словами, вам нужно быть в состоянии дать чувствованию телесных ощущений полную свободу коммуникации, не подвергая цензуре то, что оно говорит. Парадоксально, но это не отрицает освобождающей значимости знания о том, «что произошло на самом деле». Эту истину можно пережить, плавно перемещаясь между исцеляющей и травматической воронками. Существует глубокое принятие эмоционального воздействия событий на нашу жизнь, одновременно со способностью пробуждаться от ночного кошмара. Человек пробуждается от этого сна с чувством радостного удивления.

Мужество чувствовать
Если вы хотите знать, происходило ли это событие «на самом деле», все, чем я могу вам помочь — это пожелать вам удачи и сказать вам то, что вы уже знаете. Возможно, вы беретесь за невыполнимую задачу. На мой взгляд, ни эта книга, ни что-либо другое не поможет вам узнать правду, которой вы ищете. Если же, с другой стороны, ваша первостепенная цель состоит в том, чтобы исцелиться, то здесь вы найдете много того, что поможет вам в этом.
Если исцеление — это то, чего вы хотите, то вашим первым шагом должна стать открытость перед возможностью того, что буквальная правда, — это не самый важный предмет для размышления. Убежденность в том, что это действительно произошло, страх перед тем, что это могло произойти, тщательные поиски доказательств того, что это произошло на самом деле — все это может встать на вашем пути, когда вы будете пытаться услышать, что телесно ощущаемое чувствование пытается сообщить вам о том, что ему нужно для исцеления.
Посвящая себя процессу исцеления, вы больше узнаете об истине, стоящей за вашими реакциями. Несмотря на фрагментацию, которая возникает при оживлении травмы, организм удерживает в памяти те ассоциации, которые связаны с событиями, вызвавшими его истощение. Телесно ощущаемое чувствования может раскрыть перед вами эти события, а может, и нет. Продолжайте напоминать себе, что это не имеет значения. Если вы хотите именно исцеления, то уже не важно, знаете ли вы точную истину.

Желание и исцеление
Процесс исцеления начинается изнутри. Еще до того, как наложат гипс на наши сломанные кости, наши кости начинают срастаться заново. И подобно тому, как существуют физические законы, которые влияют на исцеление наших тел, существуют также законы, которые влияют на исцеление нашей психики. Мы уже видели, как наш интеллект может преобладать над некоторыми мощными инстинктивными силами нашего организма.
Иногда травмированные люди делают некоторый вклад в то, чтобы быть больными, и у них может сформироваться своего рода привязанность к своим симптомам. Есть бесчисленное множество причин (как физиологических, так и психологических), объясняющих, отчего возникает подобная привязанность. Я не думаю, что необходимо углубляться в эту тему во всех подробностях. Важно иметь в виду то, что мы можем исцелиться лишь настолько, насколько мы сможем ослабить свою привязанность к этим симптомам. Это почти так же, как если бы они обретали свое реальное существование через ту силу, которую мы даем им. Мы должны выпустить их из своего разума и сердца, вместе с той энергией, которая связана в нашей нервной системе.

И немного помощи от наших друзей
Если скорбь разума будет покорена, она не сможет вернуться.
— Трангу Римпоче Я должен признать, что те чудеса исцеления, которые я видел, образуют некую высшую форму мудрости и порядка, которую трудно отвергать. Пожалуй, лучше всего будет выразить это так: существует врожденная природная мудрость, чьи законы обеспечивают порядок вещей во вселенной. Это, безусловно, гораздо сильнее, чем личная история любого человека. Организм, подчиняющийся этим законам, прокладывает свой путь даже через самые ужасающие переживания, которые только можно себе представить. Как такое может происходить, если во вселенной нет никакого бога, никакой мудрости, никакого тигра?
Люди, которые проработали своими травматическими реакциями, часто рассказывают мне, что впоследствии в их жизни появляется оба измерения, как животное, так и духовное. Они становятся более спонтанными и менее заторможенными в выражении здоровых суждений и радости. Они с большей готовностью идентифицируют себя с ощущением того, что они являются животными. В то же время, они чувствуют, что в еще большей степени стали людьми. Когда травма трансформируется, один из даров исцеления — это детское благоговение и почтение по отношению к жизни.
Когда мы поражены травмой (а затем восстановлены), то мы начинаем благоговеть перед силой естественных законов. Теряя свою невинность, мы можем обрести мудрость, а в процессе приобретения мудрости, мы обретаем новую невинность. Инстинктивный организм не тратит время на суждения, он просто делает то, что делает. Все, что вам нужно сделать, это просто уйти у него с дороги.
Преодолевая травму посредством движения между травматической и исцеляющей воронками, мы приводим в действие универсальный закон полярности. Этот закон доступен для нас как инструмент, который помогает нам трансформировать наши травмы. В этом процессе мы также непосредственно переживаем ритмическую пульсацию жизни. Через использование универсальных законов, мы начинаем узнавать циклические узоры (паттерны), из которых соткана наша реальность. В конечном счете, это может привести к более высокому пониманию отношений между жизнью и смертью.




15. Час одиннадцатый:


«…несмотря на различия между нами, все мы похожи. Превыше всех наших идентичностей и желаний, существует общее ядро самости — сущность человечности, чья природа — мир, чье выражение — мысль и чье действие — безусловная любовь. Когда мы отождествляем себя с этим внутренним ядром, уважая и почитая его в других людях, так же, как и в себе, то мы переживаем исцеление во всех областях своей жизни».
Джоан Борисенко, «Minding the Body, Mending the Mind»

Трансформируя социальную травму.
Технология и стремительный рост населения приводят нас в мир, где время и расстояние не много могут сделать, чтобы разлучить нас. В то же время, мы сталкиваемся с серьезными угрозами по отношению к самим себе и к нашей планете. Мы живем среди войн и терроризма, под угрозой полного уничтожения при помощи «сверх — оружия», среди растущего раскола между бедными и богатыми и разрушения окружающей среды. Горожане, живущие в центральных городах, беспорядочно уничтожают собственность и жизнь в результате накопленного с годами стресса, травм, враждебности и вспышек экономического спада. Богатые поглощают компании друг друга в примитивном, ритуальном безумии поедания друг друга. Перспектива становится еще более мрачной, если подумать о пугающем потенциале насилия среди взрослеющего поколения детей, рожденных с наркотической зависимостью.
По мере то, как увеличивается численности мирового населения, и наши сообщества становятся все более взаимосвязанными, нам становится необходимо учиться тому, как жить и работать друг с другом в гармонии. Проблемы, с которыми мы сталкиваемся, уничтожат нас, если мы не сумеем эффективно работать вместе, чтобы разрешить их. Однако, вместо того, чтобы преодолевать экономические этнические и географические проблемы, люди и сообщества, казалось бы, стремятся уничтожить друг друга. Именно эти проблемы часто рассматриваются в качестве причин для войн. Но являются ли они коренными причинами? Наше выживание как вида и выживание этой планеты может зависеть от того, сможем ли мы ответить на этот вопрос.
Войны имеют глубокие корни. Любой по-настоящему честный человек признает то, что все мы способны и на жестокость, и на любовь. И то, и другое в равной степени является базовым аспектом человеческого существования. И еще более важно понимать, корни войны могут лежать в человеческой подверженности травматизации. Мы не должны забывать о том, что именно в тех пугающих симптомах, которые проявлялись у некоторых солдат, вернувшихся из сражения, были впервые опознаны воздействия травмы. Как мы уже говорили в предыдущей главе, травма создает непреодолимое побуждение к повторному проигрыванию, когда мы не осознаем ее воздействие на нас.
А что, если целые сообщества людей вовлекутся в массовые повторные проигрывания в результате того, что пережили, например, войну? Перед лицом такой безумной массовой навязчивости «Новый Мировой Порядок» превратился бы в бессмысленную полемику. Продолжительный мир среди воюющих народов не может быть достигнут, если прежде не будут исцелены травмы от предыдущего терроризма, насилия и ужаса в массовом масштабе. Не стимулирует ли побуждение к повторному проигрыванию те общества, которые в прошлом вели войны друг с другом, к все новым и новым столкновениям? Рассмотрите все факты, и сами ответьте на этот вопрос.

Агрессия у животных
Большинство животных в период кормления или спаривания проявляют агрессивное поведение. Благодаря Национальному Географическому Обществу и другим программам о дикой природе, это поведение нам хорошо знакомо. Животные регулярно убивают и едят представителей других видов. Но когда дело доходит до представителей их собственного вида, то похоже на то, что Природа провела черту, которую животные пересекают крайне редко. Существуют некоторые исключения, но, в общем и целом, представители одного и того же вида очень редко убивают или даже серьезно ранят друг друга. Не смотря на сильный эволюционный императив, который вызывает животную агрессию, большинство диких существ имеет табу на убийство себе подобных.

В пределах одного вида развились ритуализированные формы поведения, которые обычно предотвращают смертельные ранения. Животные одного вида проявляют такое поведение, как для выражения самого агрессивного действия, так и в качестве сигнала о том, что конфронтация завершена. Например, когда олени-самцы сталкиваются друг с другом, они используют свои рога, чтобы «сцепиться головами». Целью столкновения не является убийство другого оленя, а скорее, установление превосходства. Вызванная этим борьба больше похожа на соревнования по реслингу, чем на смертельный поединок. Когда один из оленей устанавливает свое превосходство, другие покидают территорию, и инцидент завершается. Если же, с другой стороны, на оленя напал представитель другого вида, например, пума, то он воспользуется своими рогами, чтобы пронзить нападающего.
Подобным же образом большинство собак и волков, когда они дерутся с представителями собственного вида, кусают для того, чтобы ранить, но не убить. У других видов демонстрация цвета, оперения, танца или угрожающего поведения определяет, кто из агрессоров станет победителем.
Даже те животные, у которых развились чрезвычайно смертельные средства самозащиты, как правило, не используют это преимущество против представителей своего собственного вида. Пираньи дерутся друг с другом, ударяя противника хвостом; гремучие змеи бодаются головами, пока одна из них не свалится на землю.
Ритуальные формы поведение также часто сигнализирует о приближении агрессивного столкновения между представителями одного вида. Конфронтация двух животных обычно завершается какой-либо покорной позой (например, когда более слабое животное перекатывается на спину и делает себя полностью уязвимым, открыв свой живот победителю). В пределах одного вида эти позы, так же, как и разнообразные формы ритуальных сражений, признаются и уважаются повсюду. Это имеет значимость в свете того факта, что представители одного и того же вида разделяют общие требования к пище, жилищу и спариванию. Тем не менее, существует ясная эволюционная выгода. Помогая определить упорядоченные социальные и репродуктивные иерархии, эти формы поведения способствует общему благосостоянию всей группы, а также увеличению окончательного, выживания вида.

Человеческая агрессия
Во времена охоты и собирательства, борьба была, очевидно, ограничена теми же видами запретного поведения, которые эффективно действуют для животных видов. Очевидно то, что это неверно в отношении современных «цивилизованных» людей. Будучи людьми, мы признаем эволюционный запрет на убийство представителей того же вида, так же, как делают это животные. В целом, существуют правила или законы, которые обязывают к определенному наказанию за убийство члена собственного сообщества, но эти законы не применимы к тем убийствам, которые происходят на войне.
Если мы внимательно взглянем на антропологию человеческих войн, то мы не обнаружим, что убийство врага и телесные повреждения является их универсальной целью. Как минимум, среди некоторых групп мы находим свидетельство о сдержанности в проявлении жестокости и зверства в крупном масштабе. Некоторые народы используют ритуальное поведение, сильно напоминающее то, как животные действуют в момент агрессии. Среди эскимосских культур, агрессия между племенами или соседними сообществами — неслыханная вещь. В пределах этих сообществ конфликт между двумя оппонентами может быть разрешен через борьбу, шлепок по ушам или бодание головами. Эскимосы также известны тем, что разрешают свои конфликты через поединки певцов, в которых песни сочиняются в соответствии со случаем и победитель определяется аудиторией. Некоторые из «примитивных» культур устраняют своих стрелков, идущих в цепи во время военного выступления, если один из членов племени оказывается раненым или убитым.
Это лишь несколько примеров ритуального поведения человека, целью которого является установление табу на убийство в пределах вида. На биологическом уровне мы обнаруживаем, что человеческие создания легче отличить от других животных скорее по уровню их интеллекта, а не по наличию зубов, яда, когтей или силы. Является ли интеллект тем атрибутом, который предназначен для того, чтобы служить для пыток, изнасилования, смерти и жестокости? Если вы послушаете новости, то у вас может создаться такое впечатление.

Почему люди убивают, калечат и пытают друг друга?
Даже состязаясь в борьбе за самые основные свои ресурсы — пищу и территорию — животные, как правило, не убивают представителей собственного вида. Почему же мы делаем это? Что произошло, что так распространились массовые убийства и насилие, когда людское население возросло по своей численности и сложности? Хотя существует много теорий о войне, есть одна коренная причина, которая, по-видимому, не получила достаточно широкого признания.
Травма стоит в ряду самых важных коренных причин той формы, которую приняли современные войны. Нескончаемость, увеличение масштабов и жестокость войны может быть отчасти отнесена за счет посттравматического стресса. Наши прошлые столкновения друг с другом породили наследие страха, разобщения, предрассудков и враждебности. Это наследие является наследием травмы, и в основе своей оно ничем не отличается от того, что переживают отдельные индивидуумы — кроме своих масштабов.
Травматическое повторное проигрывание — это одна из самых сильных и устойчивых реакций, которая возникает в самом начале травмы. Как только мы травмируемся, то почти наверняка мы будем продолжать повторять или воспроизводить части этого переживания, тем или иным образом. Мы снова и снова будем стремиться к ситуациям, которые будут напоминать нам о первоначальной травме. Когда люди травмируются из-за войны, то последствия этого потрясают.
Давайте еще раз рассмотрим, что мы знаем о травме. Когда люди травмируются, наши внутренние системы остаются в состоянии возбуждения. Мы становимся сверх бдительными, но не можем определить источник этой распространяющейся повсюду угрозы. Это ситуация вызывает эскалацию страха и реактивности, усиливая нашу потребность определить источник угрозы. И вот результат: мы становимся вероятными кандидатами на повторное проигрывание — в поисках своего врага.
Представьте теперь, что вся популяция людей имеет похожее посттравматическое прошлое. А теперь вообразите, что две таких популяции, расположены в одном и том же географическом регионе, возможно, с разными языками, цветами, религиями или этническими традициями. Последствия неизбежны. Тревожное возбуждение с его постоянным ощущением опасности теперь можно «объяснить». Угроза найдена: это они. Они — враги. Побуждение убивать, калечить и уродовать усиливается — эти двое «соседей», кажется, вынуждены безжалостно убивать друг друга. Они разрушают дома, надежды и мечты друг друга. Делая так, они убивают собственное будущее.
В то время как война настолько сложна и не может быть объяснена одной единственной — причиной, нации, живущие в тесном соседстве, действительно имеют разрушительную тенденцию воевать друг" с другом. Это — модель, которая разыгрывалась и переигрывалась бесчисленное количество раз в истории. Травма обладает пугающими потенциальными возможностями повторно проигрываться в форме насилия. Сербы, мусульмане и хорваты повторяли свое насилие, как непосредственные виртуальные проигрывания Первой и Второй Мировых войн, возможно, и давних войн Османской Империи. Нации Среднего Востока могут проследить истоки своих проигрываний до Библейских времен. В местах, где реальные войны не повторяются с такой свирепостью и безжалостностью, которая регулярно наблюдается по всему земному шару, преобладают другие формы насилия. Убийство, бедность, бездомность, насилие над детьми, расистская и религиозная ненависть и гонения — все это родственные войне вещи. Невозможно избежать травматических последствий войны; они проникают в каждый сегмент общества.

Круг травмы, круг благодати
Здоровые младенцы рождаются со сложной совокупностью форм поведения, чувств и восприятий. Эти элементы предназначены для того, чтобы содействовать исследованию окружающей среды и установлению социальных связей и, в конечном счете, здоровому социальному поведению. Когда младенцы рождаются в жизнь, полную стресса и травмы, эти поддерживающие жизнь формы поведения сталкиваются с препятствиями. Вместо исследования и установления связей, эти малыши заторможены и проявляют боязливое и избегающее поведение. Будучи детьми и позже, став взрослыми людьми, они будут менее коммуникабельны и более склонны к жестокости и насилию. Здоровое исследование и установление связей кажутся теми противовесами, которые сдерживают насилие и беспорядок.

Трансформируя культурную травму
Точно так же, как эффекты индивидуальной травмы могут быть трансформированы, последствия войны на социальном уровне тоже могут быть разрешены. Люди могут и должны объединиться — с готовностью делиться, а не сражаться, трансформировать травму, а не распространять ее. И начать следует с наших детей. Они могут создать тот мост, который даст всем нам возможность пережить близость и связь с теми, к кому они раньше относились с враждебностью.
Несколько лет тому назад доктор Джеймс Прескотт (позже вместе с Национальным институтом психического здоровья) представил важное антропологическое исследование о влиянии практики воспитания младенцев и детей на жестокое поведение в первобытных обществах . Он доложил, что общества, в которых практикуется тесная физическая связь и использование стимулирующего ритмичного движения, имели низкий процент жестокости. Общества с минимизированным или наказывающим физическим контактом с детьми показали явные тенденции к жестокости и насилию в форме войны, изнасилования и пыток.

Работа доктора Прескотта (и других) указывает на нечто, мы все знаем интуитивно, что период рождения и младенчества является критическим периодом. Дети усваивают то, как их родители относятся друг к другу и к остальному миру, в очень маленьком возрасте. Если родители были травмированы, им трудно обучать своих детей чувству базового доверия. Без этого чувства доверия в качестве ресурса дети более подвержены травме. Одно разрешение вопроса о том, как прервать цикл травмы, состоит в том, чтобы вовлечь младенцев и их матерей в переживание, которое генерирует доверие и установление социальных связей, прежде чем ребенок полностью усвоит родительское недоверие к себе и окружающим.
В Норвегии сейчас проводится захватывающая работа в этой области. Я и мой коллега, Эльдборг Уэдаа, используем то, что мы знаем об этом критическом периоде младенчества. Этот подход позволяет целой группе людей начать трансформацию травматических следов предыдущих столкновений. Этот метод требует наличия комнаты, нескольких простых музыкальных инструментов и одеял, достаточно прочных для того, чтобы выдержать вес младенца.
Процесс происходит следующим образом: группа, составленная из матерей и младенцев из противостоящих фракций (религиозных, расовых, политических и т. д.) собирается вместе в доме или в общественном центре. Встреча начинается с того, что в этой смешанной группы матерей и младенцев, матери по очереди учат друг друга простым народным песням из своих соответствующих культур. Держа своих малышей, матери покачиваются и танцуют, когда поют песни своим детям. Фасилитатор играет на простых инструментах, чтобы усилить ритм песен. Движение, ритм и пение и усиливает неврологические паттерны, которые создают спокойную бдительность и восприимчивость. И в результате этого враждебность, выработанная годами раздоров, начинает смягчаться.
Поначалу все это сбивает детей с толку, но вскоре они становятся более заинтересованными и вовлеченными в происходящее. Они с восторгом встречают трещотки, барабаны и тамбурины, которые передает им фасилитатор. Характерно то, что без ритмической стимуляции дети этого возраста будут просто пытаться засунуть эти объекты себе в рот. Однако здесь дети присоединятся ко всем остальным, с восторгом генерируя ритм, часто взвизгивая и радостно воркуя.
Так как младенцы с рождения являются высокоразвитыми организмами, они посылают сигналы, которые активируют в их матерях глубочайшее чувство безмятежности, реактивности и биологической компетенции. В этих здоровых взаимоотношениях матери и их малыши подпитывают друг друга, обмениваясь взаимно приятными физиологическими реакциями, которые, в свою очередь, генерируют чувства безопасности и удовольствия. Именно здесь цикл травматических нарушений начинает трансформироваться.
Трансформация продолжается, по мере то как матери кладут своих малышей на пол и позволяют им производить исследование. Как светящиеся магниты, дети радостно движутся друг к другу, преодолевая барьеры робости, в то время как матери молчаливо поддерживают их исследование, образовав круг вокруг них. Чувство взаимной связи, которое создает это маленькое приключение, трудно описать или вообразить — его нужно испытать.
Затем большая группа разделяется на меньшие, каждая из которых состоит из матери и младенца из каждой культуры. Две матери нежно качают своих младенцев в одеяле. Эти малыши не просто счастливы, они находятся в совершенном упоении. Они генерируют любовь, которая наполняет всю комнату и настолько заразительна, что вскоре матери (и отцы, если это культурно принято) начинают улыбаться друг другу и наслаждаться переживанием глубокой связи с членами сообщества, которого они раньше боялись и которому не доверяли. Матери уходят с обновленным сердцем и духом, и они жаждут поделиться этим чувством с другими. Этот процесс почти что самовоспроизводящийся.
Красота этого подхода к исцелению сообщества состоит в его простоте и эффективности. Внешний фасилитатор начинает процесс, проведя первую группу. После этого некоторые из участвовавших в ней матерей могут быть обучены как фасилитаторы для других групп. Основные свойство, необходимые фасилитатору — это острая чувствительность к установлению нужного ритма и межличностным границам. Согласно нашему опыту, определенные личности могут с легкостью усвоить эти навыки в результате комбинации опыта участия и объяснения. Пройдя подготовку, эти матери становятся мирными посланниками среди своих сообществ.
«Дайте мне точку опоры», — воскликнул Архимед, — «и я переверну весь мир». В мире, где царят конфликты, разрушения и травмы, мы находим такую точку опоры в близкой физической, ритмической пульсации между матерью и младенцем. Переживания, такие, как мы только что описали, могут сблизить людей, чтобы они снова смогли начать жить в гармонии друг с другом. Воздействие травмы будет различным для каждого из нас. Мы все должны быть готовы взять на себя ответственность за собственное исцеление. Если мы будем продолжать вести войны друг с другом, то исцеление, которого жаждет большинство из нас, будет не более чем мечтой.
Нации, живущие друг с другом по соседству, могут прервать цикл разрушений, насилия и повторяющейся травмы, который длится целые поколения и делает их заложниками. Используя способность человеческого организма фиксировать состояние умиротворяющей жизненности, даже в паутине травматической защищенности, все мы можем начать делать наши сообщества безопасными для нас и наших детей. Как только мы обоснуем безопасные сообщества, мы сможем начать процесс исцеления самих себя и всего нашего мира.

Эпилог или эпитафия?
Сельский житель Америки причитает: «Пройдет сотня лет, прежде чем я снова смогу говорить с моим соседом». Во внутренних городах Америки давление поднимается до грани разрушительного хаоса, а затем взрывает его. В Северной Ирландии люди, разделенные только веревками для сушки белья и разными религиями, смотрят, как их дети воюют друг против друга вместо того, чтобы играть вместе.
Нетравмированные люди предпочитают жить в согласии, если это возможно. Однако, травматический осадок создает убежденность в том, что мы не в состоянии преодолеть свою враждебность, и что непонимание будет всегда держать нас в отдалении друг от друга. Переживание связи, описанное ранее, — это всего лишь один из многих примеров концепций и практик, которые могли бы быть использованы для решения этой крайне серьезной дилеммы. По мере того, как нам будут доступны время и деньги, мы сможем разработать и другие способы вовлечь беременных женщин, детей постарше и отцов в этот круг мирного сосуществования.
Эти подходы не являются панацеями, но они — хорошее начало. Они дают надежду там, где только политические решения уже не срабатывают. Самосожжения, конфликты в Ираке и Югославии, мятежи в Детройте, Лос-Анджелесе и других городах — все эти столкновения были травматическими для мирового сообщества. Они также слишком наглядно изображают ту цену, которую мы заплатим как общество, если мы оставим цикл травмы без воздействия. Мы должны быть терпеливы в нашем поиске эффективных средств ее разрешения. Выживание нашего вида может зависеть от этого.

Природа совсем не глупа
Травму нельзя игнорировать. Она является неотъемлемой частью первобытной биологии, которая привела нас сюда. Единственный для нас путь к освобождению, индивидуальному и коллективному, от воспроизведения нашего травматического наследия лежит в его трансформации с помощью повторного преодоления. Как бы мы ни решили трансформировать это наследие — через групповые переживания, шаманскую практику или индивидуальную работу, это должно быть сделано.

 



Часть IV. Первая помощь

16. Оказание первой (эмоциональной) помощи после аварии

В этой главе представлена пошаговая процедура для работы с взрослым человеком. Здесь приведен основной пример того, что происходит во время аварии, и как вы можете помочь предотвратить развитие долговременной травмы. Всегда применяйте свой собственный здравый смысл при оценке конкретных обстоятельств, с которыми вам, возможно, придется иметь дело.

Фаза 1: Немедленные действия (на месте происшествия)
— Если необходима медицинская помощь для спасения жизни человека, то она, конечно же, должна быть оказана в первую очередь.
— Держите пострадавших в тепле, в лежачем положении в неподвижности — если, конечно, они не подвергаются дальнейшей опасности, оставаясь на том же месте.
— Не позволяйте им подпрыгивать, хотя у них может возникнуть такое искушение. Ощущение необходимости что-то делать, как-то действовать, может доминировать над насущной потребностью в неподвижности и энергетической разрядке. Они могут стремиться отрицать значительность происшествия и вести себя так, будто они в полном порядке.
— Оставайтесь с раненым человеком.
— Уверьте их, что вы останетесь вместе с ними, что помощь уже близка (если это похоже на правду). Они были ранены, но с ними все будет в порядке (очевидно, вам придется самим решить, стоит ли говорить им это, если их ранения — серьезные).
— Держите их в тепле: например, укройте их легким одеялом.
— Если происшествие не слишком серьезно, побудите пострадавшего чувствовать свои телесные ощущения, которые могут включать в себя следующие: «адреналиновый скачок», онемение, тряску и дрожание, ощущение жары или озноба.
— Оставайтесь присутствующим, чтобы помочь пострадавшему осуществить разрядку.
— Расскажите им, что то, что они испытывают тряску — не просто нормально, а даже хорошо, и что это поможет им ослабить шок. У них появится ощущение облегчения после того, как тряска завершится, и они могут также почувствовать тепло в руках и ногах. Их дыхание должно стать глубже и легче.

— Эта начальная фаза легко может занять 15–20 минут.
— Когда прибудет помощь, продолжайте по возможности оставаться рядом с раненым человеком.
— При необходимости найдите кого-то, кто поможет вам начать процесс переработки травматического события.

Фаза 2: Когда пострадавший уже доставлен домой или в больницу
— Продолжайте сохранять их спокойствие и побуждать отдыхать до тех пор, пока они не выйдут из острой шоковой реакции.
— Пострадавшие люди всегда должны брать один или два выходных, чтобы помочь себе восстановиться и заново интегрироваться. Это важно даже в том случае, когда они считают, что их повреждения не оправдывают сидения дома. (Это сопротивление может быть обычным механизмом отрицания и защиты от чувства беспомощности). Обычные повреждения, такие как травмы шеи, спины и позвоночника, будут утяжеляться и потребуют гораздо больше времени для исцеления, если пренебречь этой начальной фазой восстановления. День или два отдыха — это хорошая страховка в таких случаях.
— На этой вторичной фазе выживший после аварии, скорее всего, начнет испытывать подъем эмоций. Позвольте чувствовать эмоции без каких-либо оценок. Они могут включать в себя злость, страх, скорбь, вину, тревогу.
— Пострадавший человек может продолжать чувствовать телесные ощущения, такие, как тряска, озноб и т. д. Это по-прежнему нормально.

Фаза 3: Начинаем исследовать и заново преодолевать травму

Эта фаза часто совмещается с фазой 2 и является необходимой для получения доступа к скрытой энергии травмы, чтобы она могла быть полностью разряжена.
Эктер Эхсен изучил детали того, что происходит с человеком до, во время и после травматического события. Очень важно помочь пострадавшим вспомнить периферийные образы, чувства и ощущения, которые они пережили, а не только те, которые имеют прямое отношение к событию.
— На протяжении любой из этих фаз имейте в виду, что пострадавшие, говоря о своих переживаниях, могут стать взволнованными или возбужденными. Их дыхание может измениться и стать более быстрым. Их сердцебиение может усилиться, или они могут вспотеть. Если это произойдет, то перестаньте говорить о переживаниях и сконцентрируйте внимание на том, какие ощущения они испытывают в своем теле, такие как: «Я чувствую боль в шее» или «Я чувствую болезненность в желудке».
— Если вы не уверены, спросите их, что они чувствуют.
— Когда пострадавшие люди будут выглядеть спокойными и расслабленными, перейдите к более подробному отчету о переживаниях и ощущениях. Возможно, они отметят некоторую легкую тряску и дрожь. Уверьте их, что это вполне естественно. Укажите, что реакция активации уменьшается, и что вы работаете медленно, чтобы поднять энергию и разрядить ее. Этот процесс известен как титрация (titration) (совершение одного маленького шага за другим).
Далее следуют примеры того, что может переживаться на каждой из стадий этого процесса, а также порядок прохождения данных шагов.

До того, как произошло событие:
— Действие — я вышел из дома и сел в машину.
— Ощущение — я чувствую, как мои руки поворачивают руль, и моя голова поворачивается, чтобы посмотреть назад.
— Чувство — я чувствую себя расстроенным.
— Образ — я еду по скоростному шоссе и замечаю выезд.
— Мысль — я мог бы повернуть на него, но я не сделал этого. (Побудите пострадавшего сделать этот поворот или воспользоваться этим выездом. Это поможет ему реорганизовать переживание и высвободить травму, даже если аварии произошла на самом деле).
— Дайте время для совершения телесной разрядки.

После события:
А теперь перейдите к деталям того, что произошло после самого события.
— Образ или Воспоминание — я нахожусь в реанимации. Доктора говорят обо мне: «У парня неприятности — не повезло, бедняге».
— Чувство — я чувствую себя виноватым.
— Мысль — если бы я был внимателен, я мог бы всего это го избежать.
Если пострадавший становится активированным, вернитесь к настоящему, фокусируя внимание на телесных ощущениях до тех пор, пока энергия не разрядится. После того, как это произойдет, вы можете мягко вернуть их назад, к подробностям того, что произошло. Как я уже упоминал ранее, после того, как произойдет дрожь и разрядка, у пострадавшего появится ощущение облегчения, тепла в конечностях и способность дышать глубже и полнее.

Непосредственно перед событием:
Как только вы успешно пройдете все детали происходящего до и после события, перейдите к чувствам, ощущениям и образам, относящимся к первому осознанию надвигающейся опасности. Это может выглядеть примерно так:
— Образ — я помню, как желтое крыло автомобиля при двинулось очень близко к моей машине слева; я также вижу, что там был знак остановки, но машина не остановилась.
— Чувство — я был зол на то, что водитель не обратил на это внимание.
— Ощущение — я чувствовал, как моя спина напряглась, когда я вцепился в руль.
— Мысль — могло быть внезапное осознание того, что: «О, Боже, это сейчас произойдет… Я умру!»
Возможно, вы заметите, что после завершения разрядки образы события могут измениться.

Фаза 4: Переживание момента столкновения
Кода пострадавшие снова подходят к моменту столкновения, они могут слышать звон разбитого стекла, лязг металла или видеть, как их тела скручивает или выбрасывает. Исследуйте все, что здесь переживается, посредством телесно ощущаемого чувствования.
По мере того, как возникают реакции, тело может начать спонтанно двигаться (как правило, незначительно). Дайте пятнадцать-двадцать минут на то, чтобы эти движения завершились, способствуя разрядке энергии через фокусирование на ощущениях тела. После разрядки пострадавшие переживают ощущение облегчения, обычно сопровождающееся ощущением тепла в конечностях.
Пострадавшие могут чувствовать, как их тела стремительно движутся в двух направлениях, например: «Когда меня швырнуло на ветровое стекло, я почувствовал, как мышцы спины напряглись и потянули меня в противоположном направлении». Ободрите их, скажите, что с ними все в порядке, и йозвольте им медленно и последовательно пройти через свои движения. Некоторые пострадавшие могут сейчас заново пережить несколько более обостренных шоковых реакций, таких, как тряска и дрожь. Поддержите их и подтвердите, что они делают успехи.
Пострадавшие также могут ощущать то, что они полностью избегают переживания аварии. Или они могут прыгать между различными фазами, перечисленными здесь. Это нормально, до тех пор, пока они целиком и полностью не избегают определенных аспектов, в частности, момента столкновения.
Важно оставаться на этой фазе до тех пор, пока вы не сможете прийти к завершению в той точке, где пострадавшие испытают ощущение полного облегчения. Их дыхание станет легче, и сердцебиение станет более спокойным. На достижение этой цели может уйти больше часа времени. При необходимости вы можете возобновить процесс там, где он прервался, и продолжать его в течение двух или трех дней. Это предпочтительнее, чем слишком сильное давление с целью завершить процесс за одну сессию. Возможно, вам понадобится несколько раз понемногу возвращать их к незавершенным областям, чтобы достичь полного завершения.

Окончание
После достижения момента, когда все фазы успешно завершены, вновь опишите все переживание и просмотрите, нет ли активации. Если пострадавший чувствует дискомфорт, то, возможно, что-нибудь было упущено, или оно может быть разрешено во время этого финального просмотр;) всего процесса. Приостановите работу до тех пор, пока симптомы не продолжатся или не разовьются позже. Если так, просмотрите еще раз любые необходимые шаги.
Также могут начать возникать чувства или воспоминания о других переживаниях. Если это произошло, вы можете начать тот же процесс, который мы только что прошли, чтобы справиться с другой неразрешенной или не родственной травмой. Однако этот процесс может проходить гораздо медленнее и в течение более долгого периода времени. Если у кого-то проявляется склонность или тенденция к повторным авариям, это поможет предотвратить подобные инциденты в будущем, восстановив природную устойчивость человека и его способность ориентироваться и реагировать.

Сценарий исцеления, следующего за аварией
Я вел машину, когда другой автомобиль, не обратив внимания на знак остановки, внезапно выскочил на дорогу с пересекающей ее боковой улицы. Другой водитель не заметил меня вовремя и врезался в мою машину слева. Я тоже до последней минуты не видел его, и не мог ничего сделать, чтобы избежать аварии.
Я на мгновение замер, ошеломленно продолжая сидеть в машине. Осознав, что я — в порядке, я вышел из машины, чтобы оценить повреждения. И хотя машина была довольно сильно помята, я не был слишком расстроен этим, потому что тот человек имел страховку, и полицейский рапорт покажет, что виноват был он. Я также отметил, что думаю о том, что в любом случае хотел перекрасить машину. Я чувствовал себя довольно хорошо, был почти в эйфории. Я был доволен тем, как быстро я перешел от аварии к сложной дело-вой встрече, происшедшей позже в тот же день. Я был подготовлен к этой встрече и провел ее довольно хорошо. На следующий день я начал чувствовать себя возбужденным. Я чувствовал одеревенение в своей шее, правом плече и руке, которое удивило меня, так как удар пришелся на левую сторону.
Вспоминая то, что произошло ранее в день аварии (периферия события), и, прорабатывая это событие со своим другом Томом, Джой (мы будем называть человека, с которым произошла авария, Джой) вспомнил, как он садился в машину, чтобы поехать на работу, и был зол на свою жену. В то время как он вспоминает это, он начинает осознавать, как его челюсть сжимается и дрожать. Его тело начинает трястись, и он чувствует, что оно выходит из-под контроля. Его друг Том уверяет его, что все в порядке. Как только Джой перестает трястись и чувствует некоторое облегчение, они продолжают исследовать новые детали, предшествующие аварии.

Джой вспоминает, как выезжал задним ходом на дорогу, и повернул голову вправо, чтобы видеть, куда он едет. Он чувствует, как его руки поворачивают руль, и в то же время замечает, что из-за того, что он разозлился, он слишком сильно жмет на газ. Его правая нога напрягается, когда он нажимает ею на тормоз, чтобы замедлить движение (он чувствует это действие в мускулах ног). Ободренный своим другом Томом, Джой тратит время, чтобы почувствовать напряжение и расслабление, которые происходят в его правой ноге. Когда он перемещается от газа к тормозу и назад, он чувствует некоторое подрагивание в ногах.
Затем Джой вспоминает, как ехал вниз по улице и чувствовал, что хочет вернуться и поговорить с женой. Побуждаемый Томом, он представляет себе, что разворачивается, чтобы поехать назад, и чувствует боль в правой руке, которая усиливается. По мере того, как они фокусируются на этом ощущении, боль начинает утихать. Они фокусируются на желании Джоя развернуться. На этот раз Джой оказывается в состоянии завершить разворот и в своем теле, и психике, и представляет себе возвращение домой, чтобы разрешить все со своей женой. Он говорит, что чувствовал себя обиженным на вечеринке прошлым вечером, потому что ему казалось, что она игнорирует его. Она говорит ему, что просто хотела почувствовать, что может общаться и перемещаться без того, чтобы зависеть от него. Она объясняет, что в этом не было ничего личного, и что ей вполне нравятся их отношения. Джой чувствует облегчение и у него появляется ощущение, что он пришел к более глубокому пониманию своей жены и благодарности ей. Он также задумывается о том, заметил бы. он приближающийся автомобиль, если бы разрешил все вопросы с женой до того, как сел в машину. В этот момент Джой чувствует облегчение. Он ощущает некоторую свою вину за случившееся, не смотря на то, что вина в нем другого человека очевидна, так как тот не подчинился знаку «Стоп».
После этого Том просит Джоя описать детали дороги прямо перед тем, как он попал в аварию, несмотря на то, что Джой заявляет, что не помнит, что произошло. Когда Джой начинает описывать то, что он смог вспомнить, он чувствует, как его плечи напряглись и поднялись. У него появляется ощущение, что его тело тянет вправо, и за этим следует образ мелькающей тени. Том просит своего друга посмотреть на тень, и когда он это делает, Джой начинает видеть желтый цвет машины (реакция ориентировки). По мере того, как Джой пытается добавить больше деталей в этот образ, он осознает, что он видел переднее крыло, а затем — лицо водителя через ветровое стекло. Посмотрев на его лицо, Джой может утверждать, что этот человек даже не подозревает о том, что он только что проехал знак остановки — он, похоже, целиком погружен в свои мысли. Том спрашивает Джоя, что он чувствует, и Джой отвечает, что он сильно зол на этого парня и хочет его уничтожить. Том побуждает Джоя представить себе, как он разрушает ту машину. Джой воображает, что он берет большой молоток и разбивает ту машину вдребезги. Теперь он переживает усиленную активацию (большую, чем была у него до этого). Его руки дрожат и трясутся, и они похолодели. Том использует смягчающие слова, чтобы поддержать Джоя, пока происходит процесс высвобождения энергии. Некоторое время спустя Джой чувствует, как его дыхание становится управляемым, напряжение в его плечах и челюстях спадает и дрожание успокаивается. Теперь у него появляется ощущение облегчения и тепла в его руках. Он чувствует себя расслабленным и в то же время бдительным.
Сейчас Джой замечает, как его плечи поднимаются и наклоняются влево. Он осознает, что его рука хочет повернуть руль вправо в тот же миг, как он слышит грохот и звук сгибающегося металла. Том просит Джоя пока не обращать внимания на грохот, а сфокусировать внимание на ощущении и завершить поворот направо. Джой делает поворот своим телом и «избегает» аварии. У него снова появляется легкая дрожь, которая быстро сменяется огромным облегчением — не смотря на то, что он знает, что авария действительно произошла.
Том просит Джоя вернуться к моменту, когда он впервые увидел желтое крыло автомобиля и человека сквозь ветровое стекло. Оттуда они проходят к моменту, когда он слышит первый лязг металла. Когда он подходит к этим образам, Джой чувствует, как его тело бросает влево, в то время как оно тянется назад, в противоположном направлении. Он чувствует себя так, как будто его толкает вперед, а мускулы его спины пытаются, хоть и безуспешно, притянуть его назад. Том побуждает Джоя продолжать чувствовать мускулы его спины. Джой переживает возросшее напряжение, когда концентрируется на своих мускулах. Затем он переживает легкое чувство паники. В этот момент спинные мускулы Джоя расслабляются, и он покрывается потом. Несколько минут он сильно трясется и дрожит. Когда это заканчивается, Джой обнаруживает, что чувствует себя умиротворенным и в безопасности.
Джой знает, что авария была. Он знает, что пытался избежать ее. Он знает, что хотел вернуться назад и поговорить со своей женой. Каждое из этих переживаний в равной степени реально для него. Они не выглядят так, как будто бы одно из них реально, а другое — выдумано; они кажутся различными исходами одного и того же события, которые в равной степени реальны.
Спустя несколько дней после высвобождения энергии, хранившейся в травме, симптомы в правой руке и спине Джоя значительно рассеялись. Важно отдавать себе отчет в том, что боль, которую он испытывал, имела отношение к тем импульсам, которые не были завершены. Первый импульс был повернуть руль вправо и вернуться, чтобы поговорить с женой. Второй импульс состоял в том, чтобы повернуть вправо, чтобы избежать аварии. Третьим были мускулы его спины, которые пытались притянуть его назад. Побуждаемый завершить каждое из этих действий, Джой смог высвободить скрытую накопленную энергию, связанную с этими импульсами, несмотря на то, что это произошло после самого события.
Мы видим, что этот процесс предоставляет путь, который позволяет реакциям завершиться и образам стать более связанными (ассоциированными). Образы, которые являются более сжатыми, становятся расширенными, в то время как накопленная энергия высвобождается через постепенную разрядку и завершение — последовательно, шаг за шагом.

 



17. Первая помощь детям


Отсроченные травматические реакции
Пятилетний Джонни, гордо едущий на своем первом велосипеде, наскакивает на лежащий на земле кусок гравия и влетает прямо в дерево. В тот же миг он падает без сознания. Вставая, весь в слезах, он чувствует себя дезориентированным и каким-то непохожим на самого себя. Его родители обнимают его, утешают и снова сажают на велосипед, все это время хваля его за храбрость. Они не понимают, насколько он потрясен и напуган.
Годы спустя после этого, на первый взгляд малозначительного, события Джон, управляя машиной, в которой едут его женой и детьми, сворачивает, чтобы избежать столкновения с приближающейся машиной, и замирает посреди поворота. К счастью, другому водителю удается успешно сманеврировать и избежать катастрофы.
Спустя несколько дней, однажды утром Джон начинает чувствовать себя неспокойно в машине по дороге на работу. Его сердце начинает ускоренно биться; его руки холодеют и покрываются потом. Чувствуя угрозу и ощущая себя в ловушке, он испытывает внезапный импульс выпрыгнуть из машины и убежать. Он осознает «безумство» своих чувств, понимает, что никто не пострадал, и постепенно эти симптомы утихают. Однако, смутное и ноющее предчувствие преследует его большую часть дня. Возвратившись вечером домой безо всяких происшествий, он чувствует облегчение.
На следующее утро Джон выезжает пораньше, чтобы избежать интенсивного движения, и задерживается допоздна, чтобы обсудить с коллегами текущие дела. Когда он возвращается домой, он раздражен и несдержан. Он спорит с женой и огрызается на детей. Джон рано ложится спать. Он просыпается посреди ночи и смутно вспоминает сон, в котором его машина становится неуправляемой. Он покрывается потом. За этой ночью следует еще несколько мучительных ночей.
Джон переживает отсроченную травматическую реакцию на происшествие с велосипедом, случившееся с ним в детстве. Это может показаться невероятным, но посттравматические реакции такого типа широко распространены. После более чем двадцатипятилетней работы с людьми, страдающими от травмы, я могу утверждать, что, по меньшей мере, половина моих клиентов имела травматические симптомы, которые оставались в бездействии в течение значительного периода времени, а потом выходили на свет. Для многих людей интервал между событием и проявлением симптомов составляет от шести недель и до восемнадцати месяцев. Однако латентный период может длиться целые годы или даже десятилетия. В обоих случаях реакции часто приводятся в действие на первых взгляд незначительными событиями.
Конечно же, не каждый несчастный случай, происшедший в детстве, производит отсроченную травматическую реакцию. Одни из них вовсе не имеют никакого остаточного эффекта. Другие, включая и те, которые рассматриваются как «незначительные» и давно забытые происшествия детства, могут иметь значительные последствия. Падение, кажущаяся несложной хирургическая операция, потеря родителя в результате смерти или развода, тяжелая болезнь, даже обрезание и другие рядовые медицинские процедуры — все это может вызвать травматические реакции позднее в жизни, в зависимости от того, как ребенок переживает их в тот момент, когда они происходят.
Среди всех перечисленных выше травматических событий прошлого, медицинские процедуры, безусловно, являются самыми распространенными и потенциально имеют самое сильное воздействие. Во многих клиниках (непреднамеренно) персонал усиливает страх уже напуганного ребенка. При подготовке к некоторым рядовым процедурам младенцев крепко привязывают к «папуасу» («papooses») , чтобы они не могли двигаться. Однако если ребенок оказывает настолько сильное сопротивление, что его необходимо связывать, то этот ребенок слишком напуган, и такое ограничение его свободы приведет к мучительным последствиям. Таким же образом, ребенок, который сильно напуган, не будет подходящим кандидатом для анестезии до тех пор, пока ощущение спокойствия не будет восстановлено. Ребенок, которому сделали анестезию в момент испуга, почти наверняка будет травмирован — зачастую серьезно. Дети могут быть травмированы даже грубо поставленной клизмой или термометром.

Большинство травм, связанных с медицинскими процедурами, можно предотвратить, если медицинские работники сделают следующее:
1. Попросят родителей оставаться вместе с детьми.
2. Как можно больше объяснят им заранее.
3. Отложат процедуру до тех пор, пока дети не успокоятся.
Проблема — в том, что немногие профессионалы понимают, что такое травма, или то, какие продолжительные и проникающие воздействия могут оказывать такие процедуры. И хотя медицинский персонал часто заботится о благополучии детей, им может помочь дополнительная информация от вас, потребителя.

Первая помощь при падениях и несчастных случаях
Падения и несчастные случаи — это нормальная и часто неопасная составляющая взросления. Однако время от времени ребенок может переживать травматическую реакцию из-за одного из этих каждодневных происшествий. Если вы стали свидетелем такого несчастного случая, то вовсе не обязательно, чтобы вы пришли к пониманию о степени его тяжести. Ребенок может быть травмирован событиями, которые взрослому покажутся относительно незначительными. Важно иметь в виду тот факт, что дети могут вполне успешно скрывать признаки травматического воздействия, особенно когда они чувствуют, что если «им не больно», то мама и папа будут спокойны. Вашим лучшим союзник при оказании вашему ребенку той помощи, в которой он нуждается, становятся знания. Вот несколько направляющих рекомендаций:
Прежде всего, займитесь своими собственными реакциями, внутренне признав собственную тревогу и страх за травмированного ребенка. Сделайте глубокий вдох и медленно выдохните; ощутите чувства в собственном теле. Если вы все еще расстроены, повторите это еще раз. Время, которое вы потратите на обретение собственного спокойствия, стоит того. Это усилит вашу способность быть полностью присутствующим с ребенком, сводя к минимуму его реакции на ваш страх или замешательство. Если у вас есть время взять себя в руки, ваше собственное принятие несчастного случая поможет вам сфокусировать внимание на потребностях ребенка. Если вы будете слишком эмоциональны, есть вероятность того, что вы напугаете ребенка не меньше, чем напугало его само происшествие. Дети очень чувствительны к эмоциональному состоянию всех взрослых, но в особенности — своих родителей.
Обеспечьте ребенку покой и неподвижность. Если ранение требует немедленного перемещения, поддержите ребенка или перенесите его, даже если он/она выглядит способным/ой двигаться самостоятельно. Дети, которые прилагают большие усилия, чтобы показать свою силу, часто делают это, отрицая страх, который они чувствуют. Если вы почувствуете, что ребенку холодно, осторожно укутайте его плечи и туловище свитером или покрывалом.
Побуждайте (при необходимости — настаивайте) ребенка отдохнуть достаточное количество времени в безопасном месте. Это особенно важно, если вы замечаете признаки шока или оцепенения (остекленевший взгляд, бледность, быстрое или неглубокое дыхание, дрожь, потеря ориентации, чувство, что он находится где-то в другом месте). Если поведение ребенка чрезмерно эмоционально или чересчур спокойно (затишье перед бурей), то отдых очень важен для него. Вы можете помочь ребенку успокоиться тем, что сами будете расслаблены, тихи и спокойны. Если вам покажется уместным обнять ребенка, то сделайте это мягко, не сдавливая его. Мягкое возложение вашей руки в центре спины, за сердцем, может говорить ему о вашей поддержке и ободрении, не препятствуя естественным телесным реакциям ребенка. Чрезмерное поглаживание или покачивание может препятствовать процессу восстановления (это похоже на слишком усердного ребенка, который, с добрыми намерениями, калечит раненую птицу).
Когда остекленевший взгляд начнет исчезать, осторожно направьте внимание ребенка на его/ее телесные ощущения. Мягким голосом спросите: «Что ты чувствуешь в своем теле?» Медленно и спокойно повторите ответ, который вы получили, в форме вопроса — «Ты чувствуешь неприятные ощущения в теле?» — а затем подождите кивка или какой-нибудь иной реакции. В следующем вопросе вы можете быть конкретнее: «Где у тебя появились эти неприятные ощущения?» (дайте ребенку показать вам). Если ребенок покажет на какое-то конкретное место, спросите: «Что именно ты чувствуешь у себя в животе (голове, руке, ноге и т. д.)?» Если ребенок расскажет об отчетливом ощущении, мягко поинтересуйтесь о его точном местоположении, размерах, форме, цвете, весе и других характеристиках. Осторожно верните ребенка к настоящему моменту (например: «Как твоя шишка (синяк, царапина, ожог и т. д.) чувствует себя сейчас?»).
Между вопросами оставляйте паузу в течение одной или двух минут. Это позволит завершиться любому циклу, через который проходит ребенок, без отвлечения на другой вопрос. Если вы не уверены, завершился ли цикл, подождите, пока ребенок не подаст вам сигналы (глубокое спокойное дыхание, прекращение плача или дрожания, потягивание, улыбка, установление или прерывание контакта глазами). Завершение этого цикла может и не означать того, что завершился процесс восстановления. За этим циклом может последовать другой. Держите внимание ребенка сфокусированным на ощущениях еще несколько минут, просто для того, чтобы удостовериться, что процесс завершился до конца.
Не заводите дискуссию о происшедшем несчастном случае. Позже у вас будет достаточно много времени на рассказы о нем, проигрывания его или рисование картинок о нем. А сейчас — время для разрядки и отдыха.
Дайте физическим реакциям ребенка право на существование в этот период времени. Дети часто начинают плакать или дрожать по мере выхода из шока. Если у вас появится желание остановить этот естественных процесс, сопротивляйтесь ему. Физическое выражение дистресса должно продолжаться до тех пор, пока оно не остановится или не выровняется само по себе. Завершение этого процесса обычно занимает несколько минут. Исследования показывают, что дети, у которых есть возможность сделать это сразу после несчастного случая, имеют меньше проблем при выздоровлении.
Ваша задача состоит в том, чтобы сообщить ребенку, что плач и дрожание — это нормальные, здоровые реакции. Успокаивающая рука, лежащая у него на спине или на плече, вместе с несколькими мягко произнесенными словами, такими как: «Все в порядке» или «Все хорошо — просто позволь всему, что пугает тебя, вытряхнуться вон», могут очень сильно помочь ему. Вашей основной функцией является создание безопасного окружения для того, чтобы ребенок мог завершить свои естественные реакции на причиненную ему боль. Доверяйте природной способности ребенка к исцелению. Доверяйте своей собственной способности позволить этому произойти. Чтобы избежать непреднамеренного нарушения этого процесса, не меняйте положения ребенка, не отвлекайте его/ее внимания, не держите ребенка слишком крепко и не располагайтесь слишком близко к ребенку или слишком далеко от него, чтобы сохранить ощущение комфорта. Отметьте, когда ребенок снова начнет ориентироваться во внешнем мире. Ориентация — это признак завершения.
В заключение, займитесь эмоциональными реакциями ребенка. Как только ребенок начнет выглядеть спокойным и в безопасности (не раньше, но можно позже), выделите время на рассказы или на проигрывание происшествия. Начните с того, что попросите ребенка рассказать о том, что произошло. Он/она могут переживать злость, страх, печаль, смущение, стыд или вину. Расскажите ребенку о том, как вы сами, или один из ваших знакомых, чувствовал то же самое или пережил такой же несчастный случай. Это поможет «нормализовать» то, что чувствует ребенок. Скажите ему, что какие бы чувства он ни испытывал, это нормально и достойно внимания. Принимая эти меры по оказанию первой помощи, доверяйте самим себе. Не думайте много о том, «правильно ли вы делаете это».
Травма не всегда может быть предотвращена; такова правда жизни. Но она может быть исцелена. Она является прерванным процессом, который предназначен природой к самостоятельному завершению при любой возможности. Если вы создадите такую возможность, ваш ребенок завершит этот процесс и избежит болезненного воздействия травмы.

Разрешая травматическую реакцию
Создание возможности для исцеления похоже на изучение обычаев чужой страны. Это не трудно — всего лишь по-другому. Это требует того, чтобы вы и ваш ребенок перешли из царства мыслей и эмоций в другое, гораздо более фундаментальное царство физических ощущений. Первичная задача заключается в том, чтобы обращать внимание на то, как все ощущается и как тело реагирует на это. Короче говоря, возможности вращаются вокруг ощущений.
Травмированный ребенок, который имеет связь с внутренними ощущениями, обращает внимание на импульсы, исходящие от рептилиевого центра. В результате этого ребенок может заметить тонкие изменения и реакции, каждая из которых предназначена для помощи в разрядке избыточной энергии и в завершении чувств и реакций, которые ранее были блокированы. Отмечание этих изменений и реакций усиливает их.
Эти изменения могут быть в высшей степени таинственными: то, что внутренне ощущается, как камень, может вдруг показаться растаявшим и превратившимся в теплую жидкость. Эти изменения оказывают наиболее благотворное воздействие, когда за ними просто наблюдают, а не интерпретируют. Придание им определенного значения или рассказ о них на этой стадии может переключить восприятие ребенка на более развитую часть мозга, что может с легкостью нарушить прямую связь, установленную с рептилиевой зоной.
Телесные реакции, которые появляются вместе с ощущениями, как правило, включают в себя непроизвольное дрожание, тряску и плач. Тело может хотеть двигаться, медленно и особенным образом. Если эти реакции будут подавлены или прерваны убеждениями о том, что нужно быть сильным (взрослым, отважным), вести себя нормально и переносить подобные чувства, то они окажутся не в состоянии эффективно разрядить накопленную энергию.

Еще одна характерная черта уровня переживаний, генерируемых рептилиевой зоной, это важность ритма и времени. Подумайте об этом… все в животном мире продиктовано циклами. Времена года сменяют друг друга, луна растет и убывает, приливы приходят и уходят, солнце восходит и заходит. Животные следуют ритму природы — они спариваются, рождают, кормятся, охотятся, спят и впадают в зимнюю спячку, реагируя на природный маятник. Так же действуют и те реакции, которые приводят травматические реакции к их естественному разрешению.
Для людей эти ритмы предоставляют двоякий выбор. Во-первых, они движутся в гораздо более медленном ритме по сравнению с тем, к которому мы привыкли. Во-вторых, они находятся вне нашего контроля. Мы можем лишь раскрыться для целительных циклов, наблюдать их и обосновывать, но их нельзя оценивать, манипулировать ими, подгонять или изменять их. Когда они получают необходимое им время и внимание, они оказываются в состоянии завершить свою целительную миссию.
Погружаясь в царство инстинктивных реакций, ваш ребенок пройдет как минимум один из таких циклов. Как вам узнать, когда он завершится? Настройтесь на своего ребенка. Травмированные дети, которые будут оставаться в режиме ощущений, не вовлекаясь в мыслительный процесс, почувствуют облегчение и раскрытие; и затем их внимание снова сосредоточивается на внешнем мире. Вы сможете почувствовать это изменение в вашем ребенке, и поймете, что произошел исцеляющий процесс.
Разрешение травматической реакции делает намного больше, чем просто исключает вероятность возникновения подобных реакций в дальнейшей жизни. Оно стимулирует способность проходить через угрожающие ситуации с гораздо большей легкостью. Оно создает, по сути, естественную устойчивость к стрессу. Нервная система, привыкшая к вхождению в стресс и последующему выходу из него, более здорова, чем нервная система, обремененная постоянным, если не накапливающимся, уровнем стресса. Дети, которых побуждают обращать внимание на свои инстинктивные реакции, будут награждены пожизненным наследием здоровья и силы.

Как я могу узнать, был ли травмирован мой ребенок?
Любое необычное поведение, которое начинается вскоре после весьма пугающего эпизода или медицинской процедуры, в частности анестезии, может указывать на то, что ваш ребенок травмирован. Навязчивые, повторяющиеся изощренные действия (такие, как частые удары игрушечной машиной по кукле) являются практически верным признаком неразрешенной реакции на травматическое событие. (Само действие может быть буквальным проигрыванием травмы, а может и не быть им). Другие признаки травматического стресса включают в себя следующие:
1. Настойчивое, контролирующее поведение.
2. Регрессию к более ранним паттернам поведения, таким, как сосание пальца.
3. Вспышки раздражения, неконтролируемые приступы гнева.
4. Гиперактивность.
5. Тенденция к пугливости.
6. Повторяющиеся ночные ужасы или кошмары, беспокойное движение во сне, ночное недержание мочи.
7. Неспособность сосредоточиться в школе, забывчивость.
8. Чрезмерная агрессивность или застенчивость, избегание или боязливость.
9. Сильная потребность уцепиться за кого-то.
10. Боли в желудке, головные боли или другие недомогания неизвестного происхождения.
Для того, чтобы выяснить, является ли это необычное поведение на самом деле травматической реакцией, попробуйте упомянуть о пугающем эпизоде и посмотрите, как ваш ребенок отреагирует на это. Травмированный ребенок может не захотеть, чтобы ему напоминали о предрасполагающем к травме событии, или, наоборот, при первом напоминании он станет возбужденным или напуганным, и будет не в состоянии перестать говорить о нем.
Напоминания обнаруживаются и ретроспективно. Дети, которые уже «выросли» из своих необычных паттернов поведения, не обязательно разрядили ту энергию, которая дала им начало. Причина того, что травматические реакции могут скрываться годами, состоит в том, что взрослеющая нервная система способна контролировать избыточную энергию. Напоминая вашему ребенку о пугающем происшествии, которое форсировало измененное поведение в прошлые годы, вы запросто можете пробудить признаки травматического остатка.
Повторная активация травматического симптома не должна быть поводом для беспокойства. Физиологические процессы, которые участвуют в этом, при всей своей примитивности, прекрасно реагируют на вмешательства, которые одновременно приводят их в действие и позволяют им следовать естественным путем исцеления. Дети удивительно восприимчивы к переживанию целительной стороны травматической реакции. Ваша работа* состоит в том, чтобы просто дать возможность этому произойти.

Сэмми: история случая
Это пример того, что может случиться, когда относительно рядовой инцидент происходит неудачно.
Сэмми проводил выходные со своей бабушкой и приемным дедушкой как раз в то время, когда я гостил у них. Сэмми вел себя как невозможный тиран, агрессивно и безжалостно пытаясь контролировать новую для него окружающую обстановку. Ничто не радовало его; каждый раз, проснувшись, он был в скверном настроении. Когда он спал, он крутился и вертелся, как будто боролся со своей постелью. Такое поведение не было совершенно неожиданным со стороны ребенка двух с половиной лет, чьи родители уехали на выходные — дети, испытывающие беспокойство при разлуке, часто выражают это в своих действиях. Однако Сэмми всегда нравилось гостить у бабушки с дедушкой, и это поведение казалось им экстремальным.
Дедушка с бабушкой рассказали, что шесть месяцев назад Сэмми упал со своего высокого стульчика и рассек себе подбородок. С обильным кровотечением он был доставлен в ближайшую реанимацию. Когда пришла медсестра, чтобы измерить его температуру и кровяное давление, он был так напуган, что она не смогла зарегистрировать жизненно важные показатели его состояния. После этого двухлетний ребенок был привязан к «педиатрическому папуасу» (доске с пристяжными ремнями), и его ноги и торс были обездвижены. Единственной частью тела, которой он мог двигать, была его голова и шея — и, естественно, он стал делать это, так энергично, как только мог. Доктора отреагировали на это так, что привязали его еще сильнее, чтобы наложить швы на подбородок.
После этого огорчительного события, мама и папа повели Сэмми в кафе-гамбургер, а после этого — в развлекательный центр. Мама была очень внимательна к нему и заботливо относилась к его переживаниям испуга и обиды, и все казалось забытым. Однако вскоре после этого события началось тираническое поведение мальчика. Могло ли чрезмерно контролирующее поведение Сэмми иметь отношение к воспринятой им беспомощности в результате его травмы?
Я обнаружил, что Сэмми несколько раз уже попадал в отделение экстренной помощи с различными повреждениями, хотя он никогда не проявлял ужас и панику в такой степени, как после падения. Когда его родители вернулись, мы согласились исследовать, не мог ли этот травматический заряд быть все еще связанным с недавним переживанием.
Мы все собрались в домике, в котором я жил. Сэмми наотрез отказался говорить о своем падении или о том, что произошло в больнице. Родители, бабушка с дедушкой и Сэмми наблюдали за тем, как я кое-как посадил его мягкого Винни-Пуха на стул, с которого он упал и должен был быть отправлен в больницу. Сэмми пронзительно вскрикнул, быстро побежал к двери и, перебежав через пешеходный мост, понесся по узкой тропинке к заливу. Наши подозрения подтвердились. Его последний визит в больницу не был ни благоприятным, ни забытым. Поведение Сэмми указывало на то, что это игра была потенциально травмирующей для него.
Родители Сэмми привели его обратно от залива. Он отчаянно цеплялся за маму. Готовясь к следующей игре, мы уверили его, что все мы будем рядом, чтобы защитить Винни-Пуха. И снова он убежал, но на этот раз он убежал в мою спальню. Мы пошли туда вслед за ним, чтобы посмотреть, что произойдет дальше. Сэмми подбежал к кровати и начал колотить по ней обеими руками, глядя на меня с ожиданием. Истолковав это, как знак продолжать, я положил Винни-Пуха под одеяло, а Сэмми положил на кровать рядом с ним. «Сэмми, давай мы все вместе поможем Винни-Пуху». Я держал Винни-Пуха под одеялом и просил каждого помочь ему. Сэмми смотрел на это с интересом, но вскоре встал и подбежал к своей маме. Прижавшись к ней, он сказал: «Мамочка, я боюсь». Мы не стали давить на него и подождали до тех пор, пока он не был готов продолжить игру. В следующий раз бабушку и Винни-Пуха держали под одеялом вместе, а Сэмми активно участвовал в их спасении. Когда Винни-Пух был освобожден, Сэмми подбежал к своей маме и в страхе еще сильнее прижался к ней, но у него также появилось и растущее ощущение восторга, триумфа и гордости, его грудь раскрылась и удерживалась высоко. В следующий раз, когда он держался за маму, то он уже меньше прижимался к ней и больше прыгал от восторга. Мы подождали, пока Сэмми не был готов играть снова. Все, кроме Сэмми, по очереди были спасены вместе с Винни-Пухом. С каждым избавлением, Сэмми становился все энергичнее, стаскивая одеяло.
Когда настала очередь Сэмми лежать под одеялом вместе с Винни-Пухом, он стал довольно возбужденным и несколько раз убегал в мамины объятия, прежде чем смог принять этот последний вызов. Он храбро забрался под одеяло вместе с Винни-Пухом, а я мягко придерживал одеяло. Я видел, как его глаза расширились от страха, но всего лишь на мгновение. Затем он схватил Винни-Пуха, сбросил одеяло и бросился в мамины объятия. Всхлипывая и дрожа, он вскрикивал: «Мамочка, уведи меня отсюда. Мамочка, сними это с меня». Его пораженный отец сказал, что это были те же слова, которые Сэмми выкрикивал, будучи привязанным к «папуасу» в больнице. Он ясно помнил это, так как был тогда весьма удивлен таким прямым и четким требованием, произнесенным его сыном, которому было всего два с небольшим года.

Мы еще несколько раз прошли через это избавление. Каждый раз Сэмми проявлял все больше силы и больше триумфа. Вместо того, чтобы в страхе бежать к своей маме, он восторженно прыгал вверх и вниз. С каждым новым успешным избавлением, мы все хлопали в ладоши и танцевали вместе, восклицая: «Ура Сэмми, ура, ура, Сэмми спас Винни-Пуха!» Сэмми, мальчик двух с половиной лет, справился с переживанием, которое подорвало его силы несколько месяцев назад.
Что могло произойти, если бы мы не произвели этой интервенции? Стал бы Сэмми более тревожным, гиперактивным и контролирующим? Могла ли травма иметь своим результатом ограниченное и менее адаптивное поведение впоследствии? Мог ли он начать вновь проигрывать это событие десятилетия спустя, или в нем развились бы необъяснимые симптомы (например, боли в животе, мигрени, приступы тревожности), возникшие по непонятным причинам? Несомненно, все эти сценарии возможно — и в равной степени невозможно — обнаружить. Мы не можем знать, как и когда травматическое переживание ребенка вторгнется в его или ее жизнь в новой форме, и произойдет ли это вообще когда-нибудь. Однако, мы можем помочь защитить своих детей от этих возможных последствий, предотвратив их. Мы также можем помочь им развиться в более уверенных в себе и непосредственных взрослых людей.

Травматическая игра, повторное проигрывание и повторное преодоление
Важно принимать во внимание разницу между травматической игрой, травматическим проигрыванием и переработкой травмы, которую мы наблюдали в случае с Сэмми. Травмированные взрослые часто приводят в действие то событие, которое некоторым образом представляет, хотя бы для их бессознательного, исходную травму. Подобным образом и дети воссоздают травматические события в своей игре. И хотя они могут не осознавать того смысла, которое стоит за их поведением, они испытывают глубокое побуждение со стороны чувств, связанных с исходной травмой, к их воспроизведению. Даже если они отказываются говорить о травме, травматическая игра — это один из способов, с помощью которого ребенок рассказывает нам свою историю о событии.
В своей книге «Слишком напуган, чтобы плакать» Ленор Терр описывает игру и реакции Лорен, девочки трех с половиной лет, когда она играет в игрушечные машинки. «Машины едут на людей», — говорит Лорен, с жужжанием двигая две машинки прямо на кукольных человечков. «Они целятся своими снарядами в людей. Люди боятся. Снаряды врезаются им в живот, и в рот, — и в… [она показывает на свою юбку]. У меня болит живот. Я больше не хочу играть». Лорен останавливается, когда этот телесный симптом страха внезапно выходит на поверхность. Это — типичная реакция. Она снова и снова может возвращаться к той же самой игре, и каждый раз она будет останавливаться, когда страх будет возникать в ней в виде боли в ее животе. Некоторые психологи скажут, что Лорен использует игру, пытаясь обрести некоторый контроль над ситуацией, которая травмировала ее. Ее игра напоминает некоторые «разоблачающие» способы лечения, которые обычно применяются, чтобы помочь взрослым преодолеть фобии. Терр, однако, указывает на то, что такая игра достаточно медленна в исцелении дистресса ребенка — если она вообще исцеляет их. Чаще всего эта игра навязчиво повторяется снова и снова без какого-либо разрешения. Оставаясь неразрешенной, повторяющаяся травматическая игра может усилить травматическое воздействие таким же образом, как повторное проигрывание и катарси-ческое проживание травматических переживаний может усилить травму у взрослых.
Переработка или повторное преодоление травматического переживания, как мы видели это в случае с Сэмми, представляет собой процесс, который в корне отличается от травматической игры или повторного проигрывания. Предоставленные сами себе, большинство детей попытаются избежать травматических чувств, которые пробуждает их игра. Но, получив верное направление, Сэмми смог «прожить свои чувства» при помощи постепенного и последовательного овладения своим страхом. Используя это поэтапное преодоление травматического события и поддержку мишки Винни-Пуха, Сэмми смог выйти победителем и героем. Чувство триумфа и отваги почти всегда сигнализирует об успешном завершении преодоления травматического события.

Ключевые принципы повторного преодоления травмы у детей
Я буду использовать опыт Сэмми при обсуждении следующих принципов:
1. Позвольте ребенку самому регулировать темп игры. Выбежав из комнаты, когда Винни-Пух упал со стула, Сэмми довольно ясно сообщил нам, что он еще не готов играть в эту новую активирующую игру. Сэмми должен был быть «спасен» своими родителями, успокоен и снова приведен на место действия, прежде чем игра продолжилась. Нам всем пришлось уверить Сэмми в том, что каждый из нас будет рядом, чтобы помочь защитить Винни-Пуха. Предложив ему эту поддержку и утешение, мы помогли Сэмми приблизиться к участию в игре.
Когда Сэмми выбежал в спальню, а не за дверь, он сообщал нам, что он уже не так напуган и более уверен в нашей поддержке. Дети могут не сообщать словами, что они хотят продолжать; поэтому ищите знаки в их поведении и реакциях. Уважайте их желания, а также способ, который они избирают для общения с вами. Детей никогда нельзя заставлять делать больше, чем они хотят и могут сделать. Замедлите процесс, если вы заметите сигналы страха, сдавленного дыхания, одеревенения или ошеломленного (диссоциированного) поведения. Эти реакции рассеются, если вы просто подождете, тихо и терпеливо, уверяя ребенка в том, что вы по-прежнему рядом. В большинстве случаев его глаза и дыхание скажут вам, когда можно продолжать. Прочитайте еще раз историю Сэмми и обратите особое внимание на те ее места, которые указывают на его решение продолжать игру. В ней есть три ясных примера, в добавление к одному, описанному выше.
2. Различайте страх, ужас и возбуждение. Переживание страха или ужаса дольше, чем на краткий момент во время травматической, игры не поможет ребенку пройти через травму. Большинство детей будут предпринимать действия, чтобы избежать этого. Позвольте им сделать это. В то же время удостоверьтесь в том, что вы можете определить, является ли это избеганием или реакцией бегства. Когда Сэмми побежал к заливу, он демонстрировал избегающее поведение. Для того чтобы разрешить свою травматическую реакцию, Сэмми нужно было почувствовать, что он в большей степени контролирует свои действия, чем побуждается к действию своими эмоциями. Избегающее поведение проявляется, когда страх и ужас угрожают шокировать ребенка. Это поведение обычно сопровождается некоторыми признаками эмоционального расстройства (плач, испуганные глаза, крик). Активное бегство, наоборот, воодушевляет. Дети становятся радостно возбужденными от своего маленького триумфа, и часто показывают удовольствие сияющей улыбкой, хлопаньем в ладоши или искренним смехом. В общем и целом, эта реакция во многом отличается от избегающего поведения.
Это возбуждение свидетельствует об успешной разрядке эмоций ребенка, которые сопровождали исходное переживание. Оно позитивно, желательно и необходимо. Травма трансформируется через изменение непереносимых чувств и ощущений на приятные. Это может произойти лишь на том уровне активации, который сходен с активацией, приведшей к травматической реакции. Если ребенок выглядит возбужденным, то будет нормальным предложить ему ободрение и продолжать так же, как делали это мы — хлопая в ладоши и танцуя вместе с Сэмми. Если ребенок выглядит испуганным или съежившимся, то наоборот, утешьте его и подбодрите, но не побуждайте его к дальнейшему движению в тот момент. Будьте с ним рядом, отдайте ему все свое внимание, поддержку и утешение; терпеливо дождитесь, когда страх утихнет.
3. Продвигайтесь маленькими шагами, один за другим. Вы никогда не будете двигаться слишком медленно при повторном преодолении травматического события. Травматическая игра является повторяющейся почти по своему определению. Используйте это циклическое свойство. Основное различие между повторным преодолением и травматической игрой состоит в том, что при преодолении есть небольшие, но увеличивающиеся различия в реакциях и поведении ребенка. Когда Сэмми убежал в спальню, а не за дверь, он реагировал уже другим поведением — это был признак прогресса. Не имеет значения, сколько повторений потребуется, если ребенок реагирует по-другому, даже только слегка по-другому — с большим возбуждением, с большим количеством высказываний, спонтанных движений, — то ребенок проходит через травму. Если же реакции ребенка выглядят так, словно они движутся в сторону сжатия и повторения, а не расширения и разнообразия, то, возможно, вы пытаетесь преодолеть событие с помощью сценариев, которые требуют слишком сильного прогресса, который ребенок не может совершить в одночасье. Замедлите темп изменений, и если это не приносит видимой пользы, то перечитайте эту главу и более внимательно посмотрите на роль, которую вы играете, и на то, как реагирует ребенок; возможно, были некоторые сигналы, которые вы пропустили.
Мы вовлекали Сэмми в игру с Винни-Пухом как минимум десять раз. Сэмми оказался способен переработать свои травматические реакции довольно быстро. Другому ребенку могло потребоваться больше времени. Не заботьтесь о том, сколько раз вам приходится проходить через то, что кажется вам одним и тем же. Если ребенок реагирует на это — забудьте свои заботы и наслаждайтесь игрой.
4. Будьте терпеливы — станьте хорошим контейнером. Помните о том, что природа на вашей стороне. Для взрослого, возможно, самым трудным и важным аспектом повторного преодоления травматического события вместе с ребенком будет поддержание своей собственной веры в то, что все изменится к лучшему. Это чувство исходит изнутри вас, и оно проецируется на ребенка. Оно становится контейнером, которое окружает ребенка чувством уверенности. Это может быть особенно трудным, если ваш ребенок сопротивляется вашим попыткам преодолеть травму. Будьте терпеливыми и ободряющими. Большая часть ребенка хочет переработать это переживание. Все, что вам нужно сделать — это подождать, пока эта часть не заявит о себе. Если вы чрезмерно озабочены тем, возможно ли трансформировать травматическую реакцию ребенка, вы можете случайно послать своему ребенку противоречивое сообщение. Взрослые со своими собственными неразрешенными травмами могут быть в высшей степени предрасположены к попаданию в эту ловушку. Не допускайте, чтобы ваш ребенок пострадал в результате ваших собственных неразрешенных переживаний. Попросите кого-нибудь другого помочь вашему ребенку и вам самим.

5. Если вы почувствуете, что эта игра не приносит ощутимой пользы вашему ребенку, остановитесь. Сэмми смог переработать свой опыт за один сеанс, но не все дети смогут это. Некоторым из них может понадобиться несколько сессий. Если, после нескольких повторных попыток, ребенок остается зажатым и не продвигается в сторону триумфа и радости, то не торопите события. Проконсультируйтесь с квалифицированным специалистом, попросив его о помощи. Исцеление травмы у детей — это чрезвычайно важный и сложный вопрос. Вследствие этого я сейчас работаю над книгой, посвященной исключительно этому предмету. Она будет включать в себя подробную информацию, которая может быть использована родителями, учителями и терапевтами.

 



Эпилог. Три мозга, один разум


«Прокляни разум, который забирается на облака в поиске мифических царей и лишь мистических вещей, мистических вещей плачь о душе, которая не посмотрит на тело, как на равное себе и никогда я не умел по-настоящему коснуться там, там, внизу, где игуаны чувствуют землю».
— «Песня игуаны», автор — Джуди Мэйхем
В нашем исследовании травмы мы узнали о первобытных энергиях, которые находятся в рептилиевом центре нашего мозга. Мы — не рептилии, но без четкого доступа к нашему наследию рептилий и млекопитающих, мы не можем быть в полной мере человеческими существами. Полнота нашей человечности лежит в способности интегрировать функции нашего триединого мозга.
Мы видим, что для того, чтобы разрешить травму, мы должны научиться плавно передвигаться между инстинктами, эмоциями и рациональными мыслями. Когда эти три источника находятся в гармонии друг с другом, соединяя ощущение, чувство и познание, то наш организм действует так, как ему положено действовать.
Учась определять и находиться в контакте с телесными ощущениями, мы начинаем постигать наши инстинктивные рептилиевые корни. Однако, когда эти реакции интегрируются и расширяются нашим млекопитающим чувствующим мозгом и нашими познавательными человеческими способностями в организованной форме, мы ощущаема всю полноту нашего эволюционного наследия.
Важно понимать, что более примитивные области нашего мозга не являются ориентированными исключительно на выживание (так же как наш современный мозг не ориентирован исключительно на познание). Они несут жизненно важную информацию о том, кем мы являемся. Инстинкты не только говорят нам, когда драться, бежать или застыть, они говорят нам, что мы принадлежим этому миру. Ощущение, что «Я — это я» является инстинктивным. Наш мозг млекопитающего расширяет это ощущение до переживания, что «Мы — это мы» — мы принадлежи этому миру все вместе. Наш человеческий мозг добавляет ощущение мысли и связи за пределами материального мира.
Без четкой связи с нашими инстинктами и чувствами, мы не можем ощущать свою связь и чувство принадлежности к этой земле, к семье или чему-либо еще. Здесь лежат корни травмы. Нарушение связи с телесно ощущаемым чувствованием этой принадлежности оставляет наши эмоции барахтаться в вакууме одиночества. Оно заставляет наш рациональный мозг создавать фантазии, основанные скорее на разобщенности, а не на взаимосвязанности. Эти фантазии вынуждают нас соперничать, воевать, не доверять друг другу и подрывают наше естественное уважение к жизни. Если мы не чувствуем связи со всем вокруг, тогда нам легче разрушать или игнорировать все это. Люди по своей природе склонны к сотрудничеству и любви. Нам нравится работать вместе. Однако, не имея полностью интегрированного мозга, мы не можем знать этого о себе.
В процессе исцеления травмы мы интегрируем наш триединый мозг. Трансформация, которая происходит, когда мы делаем это, осуществляет нашу эволюционную судьбу. Мы становимся целиком людьми-животными, которые могут проявлять свои естественные способности во всей их полноте. Мы — свирепые воины, нежные воспитатели и все, что между ними.

* * *
Питер Левин получил степень доктора медицины и биологической физики в Калифорнийском Университете в Беркли. Он также имеет независимую докторскую степень по психологии Международного Университета. Изучая стресс и травму в течение тридцати лет, он подготовил разнообразные научные и медицинские публикации, включая главу о стрессе в «Руководстве по психофизиологии», которая является одним из существенных вкладов в данной области.
Он был консультантом в NASA во время создания космического корабля «Шаттл» и занимался обучением в больницах и соматических клиниках Европы и США, а также — в Центре «Hopi Guidance» B Аризоне. Сейчас он — консультант в Центре болевой реабилитации в городе Бодлер, штат Колорадо.


Levin, Peter A.
Waking the Tiger-Healing Trauma. The Innate Capacity to Transform Overwhelming Experiences / Peter A. Levin with Ann Frederick. Berkeley, California: North Atlantic Books, 1997.
Перевод с английского В. В. Адаменко и К.С. Мазур
Научный редактор Е.С. Мазур
Оформление и компьютерный дизайн Н.А. Хафизовой
Издатели Е.С. Мазур и Д.И. Валуев
© Peter A. Levin, 1997
© Перевод. Подготовка текста Е.С. Мазур, Д.И. Валуев, 2007
© Вступительная статья. Е.С. Мазур, 2007
© ООО «Издательство ACT», 2007